— Что вы сказали, Джаред?

— Я подозреваю, что такой аргумент пришел вам в голову вчера, когда вы согласились на мое предложение. Вы ясно дали мне понять, что в первую очередь цените мои способности должным образом вести дом.

Олимпия была в шоке.

— Я сказала это только потому, что у меня болела голова и очень расстроилась из-за сцены в гостиной с леди Бомонт, леди Киркдейл и мистером Ситоном, но существует множество других причин, по которым я была счастлива принять ваше предложение.

— Вы уверены? — Джаред нетерпеливо барабанил пальцами. — Я хотел бы напомнить, что я вовсе не так полезен, как вы привыкли считать. Вчера вечером я чуть не потерял Роберта.

— Вы не теряли Роберта, он сам потерялся! — Олимпию охватило отчаяние. — Вы спасли его, Джаред! И я никогда этого не забуду.

— И поэтому вы пришли сюда? Вы что, хотите поблагодарить меня за то, что я спас Роберта, вначале потеряв его?

— С меня довольно. — Олимпия стремительно пересекла комнату и остановилась у стола. — С вами невозможно разговаривать, сэр.

— Вполне вероятно. У меня скверное настроение.

У Олимпии сузились глаза.

— Более того, у меня складывается впечатление, что вы спровоцировали нашу ссору с одной целью: причинить мне боль.

— Я не ссорился с вами. — Джаред резко убрал ноги со стола и встал. Он грозно возвышался над ней. — Вы затеяли этот разговор.

— Нет, не я, — не сдавалась Олимпия.

— Вы, именно вы. Я тихо сидел, размышляя о своих делах, когда вы взяли и пришли неизвестно зачем.

— Сегодня наша первая брачная ночь, — процедила Олимпия сквозь зубы. — Вы должны быть наверху со мной. А не я должна искать вас.

Джаред положил руки на стол и опустил голову.

— Признайтесь, Олимпия, почему вы согласились выйти за меня замуж?

— Вы знаете почему. — Горячее возмущение прорвало Олимпию. — Я вышла за вас потому, что вы единственный мужчина, кому я хочу принадлежать. Единственный мужчина, чье прикосновение переполняет меня желанием. Единственный мужчина, который понимает меня. Единственный мужчина, который не считает меня нелепой. Джаред, вы сделали мои мечты явью. Как же мне не хотеть за вас замуж, пират несчастный?

В комнате воцарилась гробовая тишина. Олимпии показалось, что она шагнула с высокого моста в бурный ревущий бездонный поток.

— Ох, — произнес Джаред. — Вот и славно. — Он потянулся к ней, а когда обнял ее, Олимпию закружило в море страсти, поглотившем их обоих.

Дотронувшись до нее, Джаред почувствовал, как глубокое возмущение Олимпии в одно мгновение превращается в пылкую страсть. Ты сделал мои мечты явью. «Ни одна женщина прежде не говорила мне ничего подобного», — подумал Джаред.

Ни одна женщина не хотела его так.

Казалось, ничто не может поколебать страсть Олимпии к нему. Она хотела его даже тогда, когда он был скромным учителем. Она хотела его и тогда, когда узнала, кто он на самом деле. Она продолжала хотеть его даже тогда, когда у нее появились все основания считать, что он охотится за тем, что она ищет, — за секретом лайтбернского дневника. Ее не интересовали ни положение, ни богатство.

Она хотела его.

«Об этом можно только мечтать», — подумал Джаред. Но ее страсти недостаточно. И никогда не будет достаточно. Настоящее сокровище все еще ускользало, хотя сам он и не мог осознать, в чем оно заключается.

Тем не менее он никогда не был так близок к обладанию сокровищем и никогда еще не обладал столь многим. Мудрый берет то, что он может получить, — и считает себя счастливым.

Пират хватает то, что он может охватить, — и не задумывается о будущем.

Джаред приподнял Олимпию над столом. Взяв ее на руки, он опустился с ней в кресло. Она уткнулась лицом в его грудь — теплая, благоухающая, трепещущая от растущего желания.

— Джаред — Олимпия обвила его руками и нежно прильнула к губам. Низкий, чувственный стон сорвался с ее губ Полы ее пеньюара разлетелись, а края рубашки приподнялись, обнажив икры. Джаред коснулся мягкой округлости ее ноги. Ему почему-то вспомнилась их первая встреча в библиотеке, когда она пыталась высвободиться из дерзких объятий Дрейкотта.

«Она не нуждалась ни в чьих объятиях. Только в моих, — подумал Джаред. — Только в моих».

Ее губы раскрылись навстречу, приглашая туда, где влажно, тесно и темно. Джаред исследовал ее глубины, наслаждаясь ее близостью, пьянея от ее поцелуев. Олимпия дрожала.

Ее язычок касался его собственного с резвостью маленького любопытного котенка.

Он обхватил пальцами лодыжку, погладил ее, а затем позволил своей руке скользнуть вверх по бедру. Ее кожа напомнила ему розовые лепестки. Она была такая нежная.

Сам Джаред был возбужден и напряжен до предела. Он жаждал безраздельного обладания. Желание было столь сильным, что у него дрожали руки.

Пальцы Джареда осторожно пробирались к ее лону. Едва дыша, Олимпия оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на плече.

Она слегка раздвинула ноги.

— Да, — пробормотал Джаред. Он почувствовал под рукой что-то горячее и влажное, и ему показалось, что он в любую минуту может взорваться Она беспокойно шевельнулась, возбуждаясь от его ласковых прикосновений, и он со стоном прильнул к ее губам.

Пьянящий аромат желания, исходивший от нее, сводил его с ума, соблазнял, притягивал, манил, словно силой волшебных чар.

Щ. — Сирена.

Олимпия приглушенно вскрикнула, когда он нашел крохотную жемчужину, спрятанную между ее ног. Ее ногти внезапно превратились в острые коготки, которые впились в его плечи. А его пальцы сразу стали влажными.

Джаред распахнул пеньюар, расстегнул воротничок батистовой ночной рубашки. Высвободив крепкую, словно наливное яблоко, грудь Олимпии, Джаред осторожно прихватил ее сосок зубами.

Олимпия содрогнулась.

— Джаред, я не вынесу этого!

Она взяла в руки его лицо и, сгорая от страсти, приникла к его губам сладостным поцелуем, унося его в неизведанные дали на крыльях любви. Джаред резко выдохнул, когда ее упругие бедра коснулись его восставшей плоти. Рука Олимпии проникла под его рубашку, нежно перебирая курчавую поросль на груди. Она изогнулась, пробуя ее на вкус языком, а другая рука нетерпеливо пробиралась вниз по его телу.

Джаред вдруг понял, что она сейчас выскользнет из его объятий. Он крепче прижал ее к себе, чтобы она не упала. И тут он почувствовал, что она пытается расстегнуть его бриджи.

Он с шумом вдохнул в себя воздух и предоставил ей продолжать свое занятие. Наконец он был свободен. Он услышал слабое восклицание Олимпии, когда его плоть дрогнула в ее пальчиках. Она робко, по-женски благоговея, потрогала его.