— О Боже, Боже! — простонал Тристрам. — Это же явное безумие!

— Ничуть. Вспомните — вы выполняли приказ. Мы все выполняем приказы. В конечном счете приказы Министерства обороны — это приказы УОНЗ.

— Убийцы они, как бы их ни называли!

— О нет! УОНЗ — это Управление по Ограничению Населения Земли. Конечно же, военных приказов в буквальном смысле оно не отдает. УОНЗ просто делает официальные сообщения о численности населения, соотнося эту численность с запасами продовольствия (всегда с прикидкой на будущее, конечно). И их концепция обеспечения продовольствием — это не та старая примитивная идея минимального рационирования. Их цель — высокие стандарты, подразумевающие наличие запасов. Я не экономист, между прочим, так что какие такие запасы — меня можете не спрашивать.

— Я об этом все знаю, я историк, — заметил Тристрам.

— Что вы говорите! Тогда, я полагаю, вас или нужно было оставить инструктором, а рано или поздно кто-нибудь получит нагоняй за ваш перевод в боевую часть, или… о чем бишь я говорил? Да! Или вас не нужно было брать в армию совсем.

— Я понимаю, к чему вы клоните, — проговорил Тристрам.

— Я слишком много знаю. Так? А ведь я еще собираюсь и написать, и рассказать — ученикам тоже! — о вашей организации циничных убийц. Полицейского государства больше нет! Нет шпионов, нет цензуры. Я расскажу всю правду. Я заставлю Правительство действовать!

Майор был невозмутим. Медленными движениями он тер свой нос.

— Несмотря на свое название, — заговорил майор, — Министерство обороны на самом деле не является правительственным учреждением. Это корпорация. А название — Министерство обороны — просто дань прошлому. Это корпорация, работающая по договору с Государством. Договор должен возобновляться каждые три года, если я не ошибаюсь. Не думаю, чтобы существовала какая-нибудь вероятность того, что договор не будет продлен. Действительно, а каким другим способом сдержать рост населения? В прошлом году рождаемость подскочила феноменально и продолжает расти. Не то чтобы в такой ситуации было что-то ненормальное, нет, конечно. Контрацепция — вещь жестокая и неестественная: каждый имеет право появиться на свет. Так же как каждый должен умереть, рано или поздно. Мы будем поднимать порог призывного возраста все выше и выше — в той степени, конечно, насколько это касается физически здоровой и умственно нормальной части населения: дрянь должна исчезать сразу по достижении половой зрелости. Умереть должен каждый, а история, похоже, говорит о том (вы как историк со мной согласитесь), история говорит о том, что смерть солдата — лучшая из смертей. «Перед лицом судьбы ужасной…» — как говорит поэт. «За предков прах, за храмы и богов…» — и так далее, и тому подобное. Я не думаю, чтобы вам удалось отыскать хоть кого-нибудь, кто возражал бы против существующей системы. Деятельность Министерства обороны несколько напоминает проституцию: она очищает общество. Если бы нас не существовало, много бы всякой мерзости булькало на поверхности Государства. Мы как раковины-жемчужницы, понимаете? Хулиганы, извращенцы, искатели смерти… вы же не хотите, чтобы они существовали в гражданском обществе? До тех пор пока существует армия — не будет полицейского государства, не будет «серых», и резиновых дубинок, и зверских пыток, и расстрелов в обременительно ранние часы. Основные проблемы Государства решены. Теперь у нас свободная страна: порядок без заорганизованности, что означает — порядок без насилия. Безопасное общество, в котором есть место для каждого. Чистый дом, населенный счастливыми людьми. Но в каждом доме должна быть канализационная система. Это мы и есть.

— Это неправильно, — заявил Тристрам. — Все, все неправильно!

— Что вы говорите! Что ж, когда придумаете что-нибудь получше, приходите и расскажите нам.

С крошечным остатком надежды Тристрам спросил: — Считаете ли вы, что люди по сути своей добропорядочны?

— Ну, теперь у них есть шанс стать добропорядочными гражданами.

— Все точно. Это означает, что возврата либерализма ждать недолго. Не думаю, чтобы Пелагианское государство возобновило с вами договор.

— Не думаете? — как-то безразлично переспросил майор.

— Вы подписали себе смертный приговор самим фактом своего существования.

— Мне кажется, вы выражаетесь излишне афористично, — проговорил майор. — Знаете… мне было приятно с вами побеседовать, но я действительно очень занят. Понимаете, строго говоря, раз уж речь идет о вашей демобилизации, вам бы нужно пройтись по соответствующим инстанциям. Но я подпишу вашу отставку, если уж вам так невтерпеж, и дам вам квиточек для бухгалтерии.

Майор принялся скрести пером.

— Вознаграждение — по двадцать гиней за каждый месяц службы. Месяц официального отпуска по случаю демобилизации будет полностью оплачен. Так… Ну а детали вы там с ними обговорите. Принимая во внимание, что человек вы очень недоверчивый, вам заплатят наличными.

Майор улыбнулся и добавил: — И не забудьте сдать пистолет. — Тристрам с удивлением заметил, что держит в руке пистолет, направив его на майора.

— Отдайте-ка его лучше мне. Мы не так уж любим насилие, знаете ли. Стрельба — это для армии, а вы теперь вне армии, мистер Фокс.

Тристрам покорно положил пистолет на майорский стол. Сейчас он понял, что стрелять в Дерека было бы дуростью.

— Есть еще вопросы? — поинтересовался майор.

— Только один. Что происходит с убитыми?

— С убитыми? А… Понимаю, что вы хотите спросить. Когда солдата вычеркивают из списков личного состава по случаю смерти, то у него забирают расчетную книжку и посылают письмо с выражением соболезнований его — или ее — близким. На этом заботы военного департамента кончаются. Дальше уже подключаются гражданские подрядчики. Вы знаете, мы извлекли кое-какие уроки из прошлого мотовство до добра не доводит. А уж что там делают гражданские подрядчики — это их забота. Деньги всегда кстати. Деньги поддерживают корпорацию в рабочем состоянии. Понимаете, мы полностью независимы от Казначейства. Мне кажется, этим можно гордиться. Есть еще вопросы?

Тристрам молчал.

— Вот и хорошо. Ну, лучшие пожелания, старина. Полагаю, сейчас вы начнете подыскивать себе работу? С вашей квалификацией у вас не должно быть больших трудностей.

— И с моим жизненным опытом.

— Вот именно.

Улыбаясь, как родному, майор встал, чтобы пожать Тристраму руку.

Тристрам сел на ближайший поезд подземки, идущий до Брайтона. Прислушиваясь к стуку колес, он повторял про себя: «Терпение, терпение, терпение…» Это слово заключало в себе очень много: терпеть, может быть, придется долго и тяжко, а ожидания могут сбыться не скоро. Когда его обступили громады зданий Брайтона, душа содрогнулась от воспоминаний и надежд. «Терпение. Держись от моря подальше, хотя бы недолго. Делай все правильно».

Тристрам нашел Министерство образования там, где оно всегда и находилось: на Эдкинс-стрит, сразу за Рострон— плейс. В отделе кадров сидел все тот же Фрэнк Госпорт. Он даже узнал Тристрама.