— Вы этого не сделаете, — резко возразил Боденштайн.

— Вы хотите запретить нам? Почему? — Дружелюбное выражение моментально исчезло с лица Радемахера, в его глазах зажглись недобрые огоньки. — Ваш отец…

— Мой отец пожилой человек, которого глубоко потрясла смерть друга, — перебил его Оливер. — Представьте себе, это неожиданное наследство легло на его плечи тяжким моральным грузом.

— Да, я могу это себе представить и очень ему сочувствую. — Радемахер изобразил понимание. — Но для нас высшим приоритетом является парк ветрогенераторов. Речь идет о больших деньгах и рабочих местах… — Он сделал вид, будто задумался, а сам тем временем изучал лицо Боденштайна. — А знаете что, — сказал он наконец, словно именно в эту секунду на него снизошло озарение, — может быть, вам удастся повлиять на вашего отца. С вас же от этого не убудет.

В голове Боденштайна зазвенели сигнальные колокола. Этот человек в плохо сидящем костюме и безвкусном галстуке казался совершенно безобидным и напоминал продавца пылесосов. Но за его любезностью и предупредительностью таилась какая-то опасность.

— Осторожно, — предостерег он Радемахера. — Обдумайте хорошенько слова, которые собираетесь произнести.

— О, я все хорошо обдумал. Сегодня я вообще чрезвычайно осмотрителен. — Радемахер радушно улыбнулся. Он скрестил руки на груди и склонил голову набок. — Поместье, которое ваш брат получил от вашего отца, после строительства манежа обременено большими долгами, конюшня и ферма нерентабельны. Доходы, действительно немалые, приносит только ресторан в замке, на котором все и держится.

Боденштайн смотрел на собеседника с растущим беспокойством. К чему он клонит?

— Теперь представьте, — продолжал Радемахер непринужденным тоном, — доходы, приносимые рестораном, снизятся. Небольшой скандал, связанный с качеством пищи, который наверняка с воодушевлением раздует пресса, или увольнение шеф-повара… Хорошая репутация теряется гораздо быстрее, нежели создается. Думаете, вы со своей зарплатой сможете спасти заведение?

Боденштайн несколько секунд растерянно молчал, не находя что сказать. Он чувствовал, как кровь отливает от его лица.

— Это откровенный шантаж, — хрипло прошептал он.

— О нет, уважаемый господин фон Боденштайн, я не стал бы это так называть. — Энно Радемахер вновь улыбнулся, но его взгляд оставался холодным. — Это безрадостная, но отнюдь не совершенно невероятная перспектива. А с тремя миллионами ваша семья будет избавлена от всех забот. И мы тоже. Эта сделка выгодна обеим сторонам. Поразмыслите над этим в спокойной обстановке и позвоните мне.

Когда ближе к вечеру Марк поднялся с постели, в доме никого не было. После двух таблеток головная боль ослабла и сделалась более или менее терпимой. Теперь ему уже не становилось дурно, как только он открывал глаза.

Хотя он твердо решил не ездить к Рики, желание видеть ее было непреодолимым. Спустя десять минут он уже ставил свой мотороллер на собачьей площадке у конюшни. Справа и слева от проселочной дороги неподалеку от дома Рики стояли многочисленные автомобили. Занятия по обучению щенков шли полным ходом. Его сердце подпрыгнуло в груди, когда он увидел Рики. Как всегда, она с улыбкой махнула ему рукой.

Прислонившись к изгороди, Марк наблюдал за тем, как она беседует с владельцами щенков и терпеливо объясняет им, каким образом можно добиться внимания со стороны своей собаки. Он испытал облегчение, смешанное с разочарованием, увидев ее целой и невредимой. Ему почему-то представлялось, что события прошлого вечера должны были оставить следы на ее теле, вроде мешков под глазами, царапин или синяков, но ничего подобного не было. Взгляд Марка скользнул по ее губам, и его передернуло.

Сегодня на ней опять был этот слишком откровенный, тесно облегающий тело топик, глубокий вырез которого гораздо больше, чем следовало бы, открывал ее загорелую грудь. Пожилой мужчина с щенком боксера беззастенчиво флиртовал с ней. Рики весело смеялась его комплиментам, кокетливо склонив голову набок. Марком тут же овладела ревность. Неужели она не догадывалась, какие мысли бродят в голове у этого похотливого дедушки? Он просто пожирал глазами выпуклости ее тела! Если бы Рики была его подругой, он строго-настрого запретил бы ей носить подобные топики! Пальцы Марка вцепились в доски изгороди. Он едва сдержался, когда этот сатир осмелился положить ей руку на плечо. Что ему нужно от нее?

Внезапно он ощутил удар по спине и испуганно обернулся.

— Привет, старик.

Перед ним стоял Линус, предводитель самой дерзкой группировки в школе, который раньше с ним никогда не разговаривал.

— Ты что здесь делаешь?

— Отрабатываю штраф, — солгал Марк, не раздумывая, и тут же разозлился на себя за это.

— Все еще отрабатываешь? — Линус прислонился к изгороди рядом с ним. — А я здесь с дедом. Вон он, со щенком матери. Она совершенно не умеет обращаться с животными. — Линус кивнул головой в сторону дедушки с боксером и захихикал. — Только, я думаю, он притащился сюда скорее из-за этой классной телки, — доверительно поведал он Марку, понизив голос. — Он от нее без ума.

Марка бросало то в жар, то в холод.

— Кого ты имеешь в виду? — спросил он, притворившись, будто не понимая, о ком идет речь. — Рики?

— Ну да. Она и впрямь ничего. Не находишь? Грудь так и торчит наружу. Но мой дед уже далеко не первой свежести.

Марк никогда не любил Линуса, теперь же он начинал его ненавидеть. Он почувствовал, как у него от ярости по желудку пробежала судорога. Как только Линус посмел так неуважительно говорить о Рики? Он с большим удовольствием заехал бы по физиономии сначала ему, а потом его мерзкому деду.

— Тебе повезло, что ты можешь здесь работать, старик. Это все равно как отпуск, — продолжал Линус, ни о чем не подозревая. — Меня тогда засунули на кухню в детский сад — полное дерьмо, можешь мне поверить… Эй, да ты, похоже, тоже запал на эту старушку, а?

— Ерунда! — Марк поспешно отвел взгляд от Рики. — С чего ты взял? Она слишком старая. У меня и в мыслях не было.

Ему стало стыдно. Он оказался самым настоящим трусом!

Занятия закончились. Владельцы собак предоставили своим питомцам свободу, и те носились по площадке как угорелые. Дед Линуса продолжал болтать с Рики, и она, казалось, проявляла интерес к тому, что он говорил ей, — смеялась и покачивала бедрами. Марк был вне себя от ревности и отвращения к себе. Ему так и хотелось сказать Линусу: «Да, Рики — супер! Для меня она — лучшая женщина на свете. Я от нее без ума!» Но вместо этого он молчал, боясь, что Линус поднимет его на смех.

— Пойдем уже, дед! Мне пора на тренировку, — крикнул наконец Линус и хлопнул Марка по плечу. — Увидимся, старик. Чао!

— Чао, — отозвался Марк, подумав: надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся, тупой засранец.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Марк! — крикнула в этот момент Рики. — Марк, подожди!