Не обошлось и без курьезов. Когда они шли к стоянке, бабушка и мама, вдруг остановившись, с ужасом показали Рите на молодого парня, который переходя от урны к урне, тщательно перерывал весь имеющийся там мусор.

— Что, здесь так плохо? — испуганно спросила мама. — Здесь совсем нет работы?

— Боже мой, — всплеснула руками бабушка, — совсем же молодой парень. Ему же, наверное, нечего есть.

И даже отчим, который, как и все русские рвался в Израиль гораздо больше, чем его еврейская семья, тоже остановился и испуганно посмотрел на Риту.

— Кому нечего есть? О ком вы говорите? — совершенно искренне удивилась Рита, даже и не обратившая внимание на парня из службы безопасности, настолько она уже к этому привыкла.

— Да вот же, — жалостливо сказала бабушка, указав на ничего не подозревающего парня.

— О, господи, — вздохнула Рита, понявшая, наконец, о чем они говорят. — Да это же битахонщик. Не волнуйтесь за него. Это его работа, и зарплата у него, слава богу, тоже немаленькая.

— Кто? Битахонщик? А чего у него работа такая в мусоре рыться?

— Это служба безопасности. Он проверяет, нет ли там бомбы или еще чего-нибудь, — объяснила Рита.

Теперь испуг родственников принял другое направление.

— А что у вас часто бомбы в мусорные ящики подкладывают? — испугалась мама.

— Ну, да, мне же Феня Ромова говорила, что здесь арабы все время всюду подкладывают маленькие бомбочки, а потом они взрываются, — авторитетно объявила бабушка, и снова все вопросительно-тревожно посмотрели на Риту.

— Да ничего здесь не подкладывают, вернее, иногда и подкладывают, но здесь все постоянно проверяют и всех обыскивают, так что это не так страшно, — отмахнулась от них Рита.

Немного успокоившись, родственники стали опять с любопытством оглядываться по сторонам. И тут же нашли новую причину удивляться.

— Неужели все эти люди евреи? — вдруг шепотом спросила бабушка.

— Да, — также шепотом поддержала ее мама, — вот столько народу вокруг, и это одни евреи?

— Ну, понятное дело, евреи, — громко сказала Рита. — Это же Израиль.

— Тихо, тихо, — они замахали на нее руками, — что ты так громко говоришь об этом.

— А почему об этом нельзя громко говорить? — теперь удивилась уже Рита.

— Ты же об Израиле говоришь и о евреях, а вокруг же люди, — громким шепотом сказала бабушка на идише, как делала всегда, когда хотела, чтобы никто не понял, о чем она говорит.

— Так мы же в Израиле, вы что забыли?

— Да, точно, забыли, — растеряно сказала мама.

— И на идише можете громко говорить, здесь многие говорят.

Но они еще долго не могли привыкнуть, и часто, когда Рита шла с ними по улице, то замечала, как они с удивлением рассматривают окружающих и на лицах их был написан все тот же вопрос, неужели все эти люди вокруг них евреи.

Что касается отчима, то у него был свой особый повод для беспокойства. Юра несколько раз замечал, что тот подходил к нему, как будто собираясь что-то спросить, но так и не решался. Наконец один раз он все-таки довел дело да конца. Отведя Юру в сторону, он набрал воздуха в грудь, как видно, для смелости и спросил — Юрка, ты уже сделал обрезание?

— Нет, конечно, — удивился Юра. — Зачем мне это?

— Как? — тоже удивился отчим, — а разве здесь не заставляют всех делать обрезание?

— Нет, конечно, хочешь, делай, хочешь, нет. А русским вообще не делают обрезание.

— Фу-у, — с таким облегчением вздохнул отчим, что Юре даже стало жаль его. Надо же, сколько времени человек переживал и готовился к самому страшному только потому, что стеснялся спросить.

Не обошлось и без других курьезов. Войдя к Рите и Юре в квартиру, мама и бабушка сразу принялись деловито осматривать содержание шкафчиков на кухне, потом посмотрели в холодильник, затем заглянули во все углы, и на их лицах явственно проступило неодобрение.

— Ну, что опять не так? — вздохнула Рита, глядя на их маневры.

— Я не знаю, как вы тут живете, — недовольно поджав губы, сообщила свое заключение бабушка. — У вас же нет никаких запасов.

— Каких еще запасов? — совершенно искренне удивились Юра и Рита, которые уже успели позабыть основные правила выживания в Советской стране.

— Как это, какие запасы, — возмутилась мама. — У вас же нет ни картошки, ни риса, ни круп….

— Никаких макаронных изделии, — подхватила бабушка. — А закатка? — уже в совершенном ужасе трагическим шепотом спросила она. — Вы что, ничего на зиму не закатали?

— Вот у нас, — снова вступила в разговор мама, — в каждом углу что-нибудь стояло. И везде я приклеивала записки с датами, когда это было приобретено. Поэтому я всегда брала то, что было куплено раньше, и у нас ничего не портилось.

— А зимой у нас постоянно были свои салаты, потому что мы все закатывали. И варенье свое. Вы что, уже все забыли? А мы же вам сто раз про все это говорили, когда вы уезжали. Да что вы смеетесь все время? Что такое смешное я говорю? — возмутилась бабушка.

— Действительно, — поддержала ее мама. — Бабушка дело говорит. Здесь же сейчас зима, а у вас никаких витаминов нет.

— Господи, ну что же вы за ерунду несете, — рассердилась Рита, которой надоели все эти причитания. — Юрка, перестань хохотать. Ты можешь им сказать, что здесь все фрукты и овощи есть круглый год, и никакие закатки никому не нужны.

— Как это все овощи и фрукты могут быть круглый год? — возмутились мама и бабушка. — Что вы за чепуху говорите. Ну, может быть, картошка, морковка и есть, а огурцы, помидоры, синие? А компот из чего вы варите?

— Так, все, — грозно объявил Юра, приходя на помощь сестре. — Завтра прямо с утра мы идем на базар, и вы убеждаетесь, что здесь всегда полно и овощей и фруктов. И вы можете сами выбирать на прилавке любые, которые вам понравятся, а не ждать, пока продавец насыплет вам какую-то гниль.

На несколько минут наступило растерянное молчание, потом мама неуверенно сказала:

— Так, наверное, это же очень дорого стоит фрукты и овощи зимой?

— Это стоит столько же, сколько и летом почти все по паре шекелей за килограмм.

— А шекель, это…

— Это ваш рубль, так что хватит плакать, завтра сами во всем убедитесь.

И действительно, назавтра, прямо с утра он повез их на базар не для того, чтобы закупить продукты, а просто, чтобы успокоить их и, конечно же, поразить количеством и качеством всего, что росло в Израиле. И поразить их действительно удалось. Первые полчаса они только растеряно бродили между прилавками, с восхищением созерцая груды помидор, огурцов, зеленого лука, кабачков, баклажанов и прочих овощей совершенно немыслимых для них в январе месяце. При виде апельсин, мандарин, лимонов, гранат и других фруктов, которые там были дефицитными, а здесь громоздились горами, они останавливались и недоверчиво качали головами. А вид авокадо, брокколи, сабр, нектарин, манго и еще многого, чего они никогда в своей жизни даже и не видели, вызвал у них настоящий шок. Когда этот первый шок, наконец, прошел, они начали несмело покупать овощи, стараясь выбирать украдкой, так как не верили, что здесь это в порядке вещей и каждую минуту ожидали сурового окрика от продавца. С базара они шли молча, все еще не придя в себя от этого изобилия, а Рита и Юра, сопровождавшие их торжествующе посмеивались, правда, стараясь это делать незаметно, чтобы не усугублять положение.