10 августа

Холли с сияющей улыбкой оглядела присутствующих и обратилась к свекру:

– Хотите знать об острове Уайт, сэр? Ну… э… я нахожу Вентнор весьма живописным. Насколько я понимаю, он лежит на юго-восточном побережье. Я послала герцогу и герцогине Портсмут акварель с видом Дансмор-Хауса в знак благодарности.

– Не знала, что ты рисуешь акварелью, – удивилась Корри.

– В общем, рисую. Но только не в этот раз. Просто времени не хватило. Я купила ее у молодого художника. Мы наткнулись на него, когда бродили по берегу.

– То есть как это не было времени? – спросил отец Холли, отложив вилку. – Мне более чем хватило двух недель, чтобы переделать все дела, скопившиеся у меня в Лондоне.

– Вы забываете, Алек, – вмешался Дуглас, прищелкнув пальцами, – что в определенные периоды жизни время летит слишком быстро.

– Но не в тех случаях, когда речь идет о моей дочери, – мрачно возразил барон Шерард. – Представляя ее с вашим проклятым сыном, зная, каковы эти ваши проклятые сыновья, поскольку сам был таким, я чувствовал себя отвратительно. Сердце сжималось от боли.

С этими словами Алек окинул зятя ненавидящим взглядом.

– У меня никогда не было медового месяца, о котором стоило бы говорить, – объявила леди Лидия.

– О своем я и не упоминаю, – поддакнула Анджела.

– Когда мы наконец уехали в свадебное путешествие, – заметила Алекс, озаряя мужа нежной улыбкой, – то все время говорили по-французски.

Граф закатил глаза. Леди Лидия презрительно фыркнула.

– Вечно соблазняет моего мальчика! Ты была и есть… не знаю, чем вы занимались, когда я приходила в среду. Вдвоем смеялись за дверью конторы! Какой позор!

Холли подалась вперед, не сводя глаз с отца.

– Две недели на острове Уайт ничто по сравнению с двумя неделями в Лондоне. Там особенно нечего делать…

– А точнее? – вскинулся отец.

– Ну разве что есть и спать, любоваться восходами, не говоря уже о закатах.

Дуглас поймал взгляд жены и улыбнулся невестке. Выглядела она восхитительно: глаза сияют, на щеках играет румянец, она оживлена и непрерывно смеется. Сразу видно счастливую, бурлившую радостью женщину. Да и Джейсон кажется спокойным и довольным. Похоже, он обрел душевный мир. Может, Холли уже беременна? Что же, ничего удивительного.

Корри, куда более наивная, чем казалось ей самой, заметила:

– Я только раз была на острове Уайт, да и то в детстве. Дядюшку Саймона скрутила морская болезнь, поэтому он поклялся, что больше никогда не подарит свой ужин Соленту. Помнишь, Холли, Солентом называют очень узкую часть Ла-Манша между Саутгемптоном и островом Уайт.

– Конечно, помню… то есть, мы ведь отплывали не из Саутгемптона, Джейсон?

– Нет, из Уортинга.

– А ярко-красный дом все еще стоит на холме, выходящем на гавань? – допытывалась Корри.

– Красный дом, говоришь? Джейсон, ты помнишь красный дом? На холме, выходящем на гавань?

Джейсон ответил непонимающим взглядом.

– Все в порядке, Джейс, – утешил брат. – Что такое красный дом по сравнению с общим впечатлением? Кстати, что вы еще посетили, кроме Вентнора?

Джейсон продолжал озадаченно хмуриться.

– Гуляли по берегу, – пробормотала Холли, бороздя вилкой скатерть, как прибрежный песок.

Наконец вилка замерла, и все заметили, что ее рука дрожит. Джейсон, точно знавший, о чем она думает, громко откашлялся, подыскивая, что еще сказать.

– О, ты имеешь в виду тот берег с правой стороны мыса, ярдах в пятидесяти от Дансмор-Хауса? – услужливо подсказала свекровь. – Вы плавали?

– Да, но в основном по ночам, если не было дождя.

– По ночам? – переспросила леди Лидия. – Мое дорогое дитя, ты и твой великолепный муж плавали по ночам?

– О да, – просияла Холли. – Как только солнце заходило, вокруг не оставалось ни души, так что мы… о Господи, что-то я заболталась. Однажды мы действительно хотели поплавать, после того как устроили пикник на берегу под раскидистым деревом, но потом… – И тут в порыве вдохновения Холли весело выпалила: – Дважды нас приглашали в дом лорда и леди Линдли. Очаровательные люди, не так ли, Джейсон?

– Кажется, да. То есть именно так. Лорд Линдли восхищался тобой, пожалуй, даже чересчур.

– Как насчет леди Линдли? По-моему, это она пыталась укусить тебя в шею, когда подбиралась уж очень близко. Я уже не говорю о трех девицах, применивших очень старую и испытанную стратегию…

– Клин! – догадалась Корри.

– Ну разумеется! Они шли клином, расчищая дорогу к тебе.

– И что ты сделала? – оживилась Корри.

– Применила весьма эффективный способ отражения атаки. Джейсон, помнишь, как я попросила тебя взглянуть на одну из картин на стене гостиной?

– Да, и заставила меня пятиться добрых шесть футов, если я верно припоминаю.

Холли кивнула:

– Именно. Это сразу их расхолодило. Клин смялся, и противник в беспорядке отступил. Правда, одна особа была настроена крайне решительно, но я увлекла его в центр зала и заставила танцевать вальс.

– Мне твои методы нравятся, – признала Корри. – На следующем же балу испробую их, если кто-то покусится на Джеймса.

– Холли, если не считать нездорового интереса Люсиль к шее моего сына, думаете, у нее превосходный вкус? – осведомилась свекровь.

– Что же… у нее в гардеробной прекрасно пахнет, но ведь это не так важно, верно?

Алек поперхнулся. Графиня подалась вперед и принялась колотить его по спине.

– Мама, почему Холли должна была отметить вкус леди Линдли? – удивился Джеймс.

– Она прекрасно поет, и голос у нее почти такого же тембра, как у Холли, только вот диапазон гораздо шире.

– Но какое отношение имеет голос к ее вкусу? – вмешалась Анджела.

– Мне говорили, что на своих концертах она способна разбивать хрустальные бокалы, взяв высокую ноту, – пояснил Дуглас.

– Да, и тот кубок, который она разбила, когда мы в последний раз ее слушали, был изготовлен специально для леди Линдли гранильщиками Уотерфорда, – поддакнула Алекс.

– Как я потом узнал, леди Линдли действительно пела на том вечере, – сообщил Джейсон. – Но нас с Холли в тот момент не было в гостиной, так что при нас кубок никто не разбивал. Бабушка, о чем вы с Анджелой спорите весь вечер?

– Она еще эгоистичнее, чем мой первый и единственный муж, который молча протягивал руку за тарелкой с едой, не отводя глаз от чертовых греческих текстов, – пожаловалась Анджела.

– Он был очень образованным человеком, – заметил Алек. – И кроме того, бесцеремонным и требовательным тираном.