— Ян Янович, это ведь… система верхней балансировки полетит в тартарары… — сказал Влад.

— Черт с ней. Сейчас особый случай…

Ян кивнул мне, и я пошел за ним во двор. Там Ян сказал:

— Должен предупредить серьезно. Будет аттракцион с риском вывихнуть шеи. Согласен?

— Да-а-а!! — возликовал я.

— Рано радуешься. Еще неизвестно, чем это кончится… Ребята, в машину. Засуньте ребенка между собой, для страховки…

«Ребенок» с зареванным лицом и маской в руках был бесцеремонно засунут между Владом и Левушкой. На заднем сиденье.

— А ты куда?! Брысь!

На переднем сиденье, рядом с водительским креслом нахально устроился Шарнирчик.

— Пошел вон! — стальным голосом приказал Ян.

— Фиг, — отозвался Шарнирчик. И оглянулся на меня. — Клим, скажи ему…

И я, с перемазанными щеками, встрепанный и перепуганный, все же набрался смелости (и до сих пор горжусь этим):

— Ян… пусть он…

— Злыдни, — сказал Ян. И машина рванула. Будто не со двора на улицу, а сразу в какое-то пространство Икс…

У нас в Городском саду есть аттракцион «Американские горы». Может, не такой крутой, как в Диснейленде, но все равно… Душа там обмирает так, будто летишь в преисподнюю. Многие орут. Я не орал, но один раз прокатился и больше не захотел… А вот сейчас те самые «Горы» мне вспомнились, как детские качалки у песочницы.

Ян сказал, не оглядываясь:

— Клим, сожмись и закрой глаза…

Я сжался. Но глаза не закрывались. Наоборот, «растопырились», как у лупоглазых бумажных кукол в Пуппельхаусе. Улица метнулась навстречу, тополя размазались в зеленые ленты, крыши вздыбились горными хребтами. Бледный дневной месяц съехал с высоты и начал стремительно расти. Через несколько секунд он превратился в гигантский ноздреватый полукруг. Мы на скорости проткнули его машиной, как натянутый пергамент. Зубчатый кратер оторвался от месяца и с полминуты прыгал перед нами, как разогнанный детсадовской малышней обруч… Прыгал — где? По какой дороге? Мне казалось, что по громадным стеклянным граням. Из прозрачных плоскостей вырастали то городские кварталы, то фантастические пирамиды, то вообще какие-то инопланетные конструкции. Один раз я увидел гигантскую скульптуру мамонта…

Ян оглянулся на миг:

— Ну что, парни? Вспомним зыбь в Хатазейском проливе? И перевалы Итта-Дага?

— Кэп, надо бы осторожнее. Кажется, мальчик боится! — крикнул Влад.

— А пусть боится! Сам напросился!..

Но я уже не боялся! То есть… я очень боялся, но страх был со смесью восторга. И с уверенностью, что мы обязательно успеем! Потому что Ян может все!

Ян, ты кто? Волшебник? Инопланетянин? Человек из будущего? Взрослые люди наших дней не станут творить все вот это ради нескольких мальчишек!

Ян, неважно, кто ты! Главное, с тобой не пропадешь!

Машина с размаха встала. Шарнирчик чуть не вылетел наружу сквозь лобовое стекло. Ян помянул нечистую силу и велел:

— Ребята, наружу. Не зря я взял вас, будем тащить авто из ямы. Гравитационная ловушка… Клим, не суйся из машины…

И я не посмел сунуться. А Шарнирчик посмел. На него сперва заругались, но скоро перестали — видимо, он помогал умело.

Возились довольно долго. А мне было хорошо. Стояла тишина, цвел за окнами луг и летали бабочки. Над лугом, в дневном небе, горело созвездие Большой Медведицы, но это меня не удивляло и не пугало. Зато наконец встревожило другое. Время! Я спохватился, отыскал глазами часы на щитке. Мамочки! Без четверти двенадцать!

Я высунулся в окно.

— Ян, а когда мы…

Левушка, Влад, Ян и Шарнирчик с двух сторон прыгнули в машину. Меня опять сжали. Ян велел:

— Держитесь, люди!

И вновь засвистел встречный воздух. В этом свисте Шарнирчик загорланил Высоцкого:

Вам здесь не равнина,

Здесь климат иной!

Идут лавины

Одна за одной!..

Машину затрясло. Оказалось, она мчится по булыжной дороге. Мимо пролетали обочины, заросшие иван-чаем.

Наконец поехали тише.

— Отбой цирковой свистопляске! — объявил Шарнирчик. И мы подкатили к памятнику с детским велосипедом.

— Теперь, вон туда, налево! — заторопился я.

— Плавали-знаем, — буркнул Ян.

Мы покатили к Пуппельхаусу, а навстречу бежали ребята.

Впереди бежала Ринка, а за ней Чибис.

Чибис обогнал Ринку, встал передо мной. И я будто сразу утонул в его сине-зеленых глазах. Чибис протянул руки и сказал:

— Давай…

И я тут же отдал ему маску. Агейкину улыбку. Без вопросов.

— Машина с лестницей опаздывает, — виновато сказала Ринка. — И дядя Игорь куда-то пропал… — Она оглянулась на башню Пуппельхауса. На часах было без пяти двенадцать. Ринка вдруг закричала:

— Чибис не смей! — Потому что Чибис длинными прыжками мчался к Пуппельхаусу.

Лестница там была. Но не пожарная, не на машине, а приставная. Она достигла лишь кромки крыши на сарае. А над этой крышей подымалась узкая, обшитая досками башня бывшей водокачки. Башня с часами. И с деревянным солнышком…

— Чибис, не смей! — Это кричал уже кто-то из взрослых. И все понимали, что кричать бесполезно. Чибис был уже не Чибис, а будто ракета с заданной программой. С твердой целью — укрепить над миром Агейкину улыбку до полудня…

Он пронесся по расстеленному у стены Пуппельхауса парусу, прыгнул на первую перекладину лестницы. Замер на миг и начал рывками подниматься к наклонной крыше. Это заняло всего полминуты. Чибис вскочил на тесовый скат и бросился к стене башни. К скобам.

— Чибис… — выдохнула Ринка. Остальные молчали. Каждый понимал: Чибиса не удержать, а крики — лишняя опасность.

Скобы вколочены были далеко друг от друга — с расчетом на большого дядьку. Чибису было трудно. Он отгибался назад — чтобы не зацепиться за гнутое железо примагниченной к груди маской. Даже снизу было видно, как на его тощих икрах рывками напрягаются мускулы. Чибис похож был на большое тонконогое насекомое, которое отчаянно карабкается по древесному стволу…

Я бы так не смог — я жутко боюсь высоты. А он мог! И я понимал: все, что случилось раньше — и наше знакомство, и наши поиски, и тайны КНабСа — было подготовкой к этому моменту. К этому рывку…

Но понимал я (вернее, чувствовал) и то, что такие рывки не кончаются добром. Господи, сохрани Чибиса…

А он толчками двигал себя к часам…

Сколько метров была высота? До сих пор не могу сообразить…

Голова Чибиса оказалась рядом с деревянным солнышком. Он левой рукой уцепился за скобу, правой оторвал от себя маску, сильно откинулся назад, размахнулся и тыльной стороной припечатал Агейкин портрет к желтому диску.