Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она нахмурилась, словно не веря, что это он, потом взяла сумку и зашагала к нему навстречу. Даже когда он просто смотрел на нее, в груди щемило.
– Ты разве не должен быть на работе? – спросила она.
– Я ушел с работы. Надо срочно поговорить.
– Все в порядке?
– Я звонил. Кучу сообщений написал.
– Отец телефон отобрал. – Она взялась за металлическую решетку. Вид у нее был побитый. Он возненавидел ее родных за это. Она ни в чем не была виновата.
– Можешь подойти?
– Звонок уже был, у меня пробный тест по математике.
– Это важно. Всего на несколько минут.
– Не знаю. – Она огляделась – дети потихоньку возвращались в школу, учитель у ворот загонял загулявших во двор. – Мне ни к чему еще неприятности.
Он вдруг почувствовал себя ужасно. Все эти ребята, что сейчас идут по двору к школе, – все они скоро будут шептаться об этом, подталкивать друг друга и смеяться над Элли. Ему стало так грустно, что заболело в груди.
– Всего на пять минут, Элли, прошу. Пойдем посидим на берегу. Десять минут максимум, обещаю.
– Ты меня возненавидишь, когда узнаешь, какой трусихой я была вчера вечером.
– Я же тебе вчера уже сказал. Никогда я тебя не возненавижу.
Элли улыбнулась:
– С тобой мне всегда лучше, знаешь об этом?
Она пошла к воротам, а он шел рядом по ту сторону ограды. Мимо пробежала женщина, у которой на руках крутился и пытался вырваться ребенок. Где-то запела птица. Все шло своим чередом. У выхода стоял учитель.
– Давайте же, – подгонял он последних отбившихся от стайки ребят. – Скорее, а то опоздаете!
Майки поежился. Как же ему все это было ненавистно – правила, орущие взрослые, расписания, то, что в положенное время нужно быть в положенном месте. Все это ограничивало мир.
Элли попыталась обойти дежурного учителя стороной, но тот вытянул руку, перегородив ей путь:
– Не в ту сторону идешь.
– Это важно, – пролепетала она, – и моя преподавательница мне разрешила.
Учитель нахмурился:
– А письменное разрешение есть?
– Забыла.
– Тогда разворачивайся и возвращайся в класс.
Элли скрестила руки на груди:
– У меня есть неотложные личные причины, и преподавательница в курсе. Мне шестнадцать лет, и я не обязана находиться здесь, а вы нарушаете мои гражданские права, удерживая меня на территории школы.
Майки был ошеломлен, услышав это. Она назвала дежурному свое имя, номер класса, и тот просто открыл ворота.
– Круто ты его приложила, – сказал Майки, когда она ступила на тротуар. – А говоришь, трусиха.
– Мне потом влетит, вот увидишь. – Она улыбнулась. – Знаешь, вот как я ни пытаюсь быть хорошей, что-то не выходит.
На мосту они взялись за руки. Коснуться ее снова было так приятно.
– Только недолго, – предупредила она. – Серьезно, надолго мне задерживаться нельзя. Я дала себе обещание, что буду сегодня готовиться.
Он не стал объяснять, по какой причине назад она все равно не вернется, зато смог уговорить ее перелезть через ограду и спуститься по травянистому склону к реке. Поверхность воды была темной, в ней плавали зеленые водоросли, а над рекой нависали деревья. Склон был испещрен тенями и солнечными пятнами.
– Давай здесь посидим, – сказал он.
Со стороны школы и дороги их не было видно. Так что, когда копы приедут, они ее сразу не заметят.
Он снова взял ее руку и крепко сжал, словно таким образом мог уберечь ее хоть немного, хотя сам же сейчас и собирался нанести тяжелейший удар.
– То, что я скажу, тебе не понравится.
– Выкладывай.
Он покачал головой, не в силах поверить, что действительно признается. Ему показалось, будто весь город замер в ожидании: все машины и телевизоры, все люди – все замолчало и прислушалось.
– Я обо всем рассказал Карин. Что ты не будешь свидетельствовать в защиту брата.
Свет потух в ее глазах.
– Зачем?
– Извини, я не хотел. Но Джеко разболтал ей, что мы встречаемся, она как обезумела, и я тоже взбесился и… само как-то вылетело.
– Ясно.
– Но это еще не все. Мне очень жаль, Элли, но она теперь знает, что ты дала ложные показания.
Элли закрыла лицо руками и упала на спину, на траву.
– Ясно, – повторила она, но на этот раз намного тише.
Ему так хотелось прикоснуться к ней, убрать ладони с лица, поцеловать ее. Но он не знал, будет ли так правильно, поэтому просто лег рядом и рассказал ей все от начала до конца, с того самого момента, как пришел до -мой вчера вечером, и до той минуты полчаса назад, когда ему позвонила мать. Он попытался не слишком драматизировать, рассказывать так, будто все это не слишком уж важно, но, когда речь зашла о том, что полицейские вот-вот загребут ее в участок, топтаться вокруг да около было уже невозможно.
– Они могут сюда явиться, – выпалил он. – Поэтому я и должен был тебя найти. Мать не сказала, куда они поехали – к тебе домой или прямо в школу.
Элли лежала на траве абсолютно неподвижно, лишь ее живот поднимался и опускался.
– Ты что молчишь? – спросил он.
Не разжимая ладоней, она прошептала:
– Все-таки ты меня подставил.
– Я не специально ей все рассказал!
– Когда мы с тобой были в коттедже, я, дура, тебе поверила.
– Да нет же, Элли, я не спланировал все это, чтобы вытянуть из тебя информацию. Все, что вчера случилось, было по-настоящему. Ты должна мне поверить.
– Должна? – Она резко села. Взгляд у нее стал другой, жестче. – Да ты хоть знаешь, что это такое, когда вообще некому довериться?
– Клянусь, я не обманывал тебя.
– Это ты так говоришь. Но давай объективно все оценим. Ты познакомился со мной нарочно, чтобы выведать информацию о брате. Потом, когда я узнала, кто ты такой, ты разыграл главный козырь – о нет, ты можешь мне верить, ты мне правда нравишься… и бла-бла-бла-бла-бла… Вот я и купилась. И выложила все. А ты, как только узнал, тут же бросился к своей Карин и все ей рассказал! Как-то подозрительно, тебе не кажется? – Она взглянула на него, прищурившись. – Подстава в чистом виде.
– Ты с ума сошла. С таким же успехом я бы мог заявить, что ты меня подставила.
– Что? Это как же я тебя подставила? Не понимаю.
– Может, ты и хотела на самом деле, чтобы Карин обо всем узнала. Просто тебе не хватало духу самой обо всем рассказать копам, а теперь можешь поплакаться мамочке с папочкой, что страшный пацан из бедного квартала вытянул из тебя правду силой!