все всегда должно быть так мерзко?

Я долго, часами, ходил и бродил по чужим мне улицам, а потом снова проснулся в другом месте, в процедурной.

Эдуард Андреевич похлопал меня по щеке.

– Жданов, приходи в себя.

Я смотрел на него настороженно, наверное, даже испуганно. Мне все казалось, что сейчас случится что-нибудь отвратительное. Я привык к тому, что сны сменяют друг друга и в каждом мне плохо.

Я спросил:

– Я сплю?

– Нет, – сказал Эдуард Андреевич и засмеялся.

Это меня испугало.

– Все хорошо, Жданов.

Но и эти слова меня испугали.

Эдуард Андреевич сказал:

– Все идет очень хорошо. Теперь, чтобы убедиться в том, что ты под контролем, я тебя просканирую и ты свободен. Ты дольше всех проспал.

Я весь дрожал. У меня не проходило смутное ощущение, что кошмаров мне снилось больше, чем я помню. И что некоторые из них включали в себя процедурную.

Кошмаров, кажется, было множество – на схожую тематику, с маленькими различиями. Словно дубли в фильме.

Я весь дрожал, но и осуждал себя тоже – это просто кошмар, ничего страшного, всем снятся плохие сны.

Эдуард Андреевич как-то по-особенному настроил свой браслет, внимательно на меня посмотрел, кивнул.

Он сказал:

– Все очень хорошо, Жданов. Отличный результат. Ты крайне чувствителен. Мы повторим, если понадобится.

Я испугался, спросил:

– Я все еще сплю, да?

– Нет, – сказал Эдуард Андреевич. Я не поверил, но противоречить не стал. Я сказал:

– Хорошо.

Потом меня отпустили. Я вышел на солнце, пора было собираться на море. Солнце слепило и казалось странным. Весь день никак не мог поверить в то, что не сплю.

Все цвета казались неестественными, голоса слишком громкими. Мои товарищи, я полагаю, чувствовали себя так же. Мы ничем друг с другом не поделились, все стыдились самих себя.

Только теперь, когда пишу эти строки, кажется, что тревога уже отступает.

Все-таки сам процесс написания очень успокаивает, здорово разгоняет мысли, позволяет взглянуть на ситуацию со стороны. На мой взгляд, это очень полезно.

Не хочу ложиться спать, вдруг мне что-нибудь приснится, но все-таки спать обязательно нужно, чтобы быть максимально продуктивным.

Спокойной ночи.

Запись 78: Началось!

Посреди ночи поднялась температура!

Началось!

Запись 79: Утро

К утру температура не снизилась. Не помогают таблетки. Сегодня я целый день лежу в изоляторе под присмотром Эдуарда Андреевича.

Запись 80: Вечер

Я весь день проспал в изоляторе. Температура не снизилась. К вечеру она поднялась и у Вали. Лежим в изоляторе вместе.

Запись 81: Ночь

Эдуард Андреевич говорит, что мой червь абсолютно точно в новой фазе, начались полноценные метаморфозы, он очень активен. Мне долго задавали вопросы о моих чувствах. На руке у меня был в это время браслет, так что, я думаю, анализировали не сказанное мной, а какие-то более глубинные реакции.

Эдуард Андреевич сказал, что температура больше не снизится.

Надо привыкать к лихорадке, теперь я всегда буду очень горячим на ощупь.

Запись 82: Снова утро

Я признан безопасным для окружающих и могу покинуть изолятор. На море пока нельзя, я должен привыкнуть к смене температурного режима.

Буду целый день читать книжку, если головная боль тоже станет привычной.

Валю в изоляторе пока задержали.

Запись 83: Прогулка с Дианой

Арлен попросил меня написать свои новости в его красивую красную тетрадь.

У Арлена очень высокая температура, ему тяжело слушать и говорить, но читать почему-то легче.

Расскажу Арлену, как у меня дела, пусть Арлен знает.

Пусть Арлен знает, я теперь гуляю с Дианой. Максим Сергеевич не отпустил нас одних в город, хотя Диана знает его хорошо, и мы гуляли по территории санатория.

Диана сказала, что это не так весело, как было бы в городе, и нам даже негде было купить мороженое, но я попросил в столовой печенье с маслом для Дианы. Я хотел взять себе мяса, но она бы не поняла.

Диана попросила меня привезти ей что-нибудь из Космоса и писать ей письма.

Не знаю, можно ли из Космоса писать письма. Наверное, нет. Но, может быть, я буду привозить ей с собой целую пачку писем. Теперь мы всегда будем вместе.

Диана говорит, что я очень красивый. Она много ест и хорошо пахнет.

У Дианы ямочки на щеках. Арлен знает, что такое ямочки на щеках? Это слишком туго натянутые скуловые мышцы.

У нее скуловые мышцы натянуты очень туго, ведь ямочки такие заметные.

С Дианой хорошо. Ее отец хороший охотник. Она тоже умеет стрелять. Рассказала мне, как свежевала оленя вместе с папой.

Диана бывает грубой, но она и очень милая. Любит кружиться, пока не упадет, и не обращает внимания на свою юбку.

Диана сказала, что если я ее обижу, то ее друг Кирюха меня побьет.

Но пусть Арлен знает, что я вовсе не боюсь.

Хорошо, что я влюбился.

Запись 84: Температура и море

Сегодня впервые купался в море. Я почти привык к новым ощущениям, но лихорадку все еще замечаю.

Когда погружаешься в море, а у тебя температура, кажется, будто вода совсем ледяная.

А потом, постепенно, становится легче.

Я стоял по шею в воде и смотрел в небо. Постепенно я будто бы выздоровел и даже этого испугался.

Но вышел из моря, и все вернулось на круги своя.

Валю выпустят завтра.

А Ванечка носит мне сладости, жаль только, что я не могу их есть.

Запись 85: Жалобы Жоржу

Сегодня мы с Ванечкой навещали Найду и за столовой встретили Жоржа. Он курил, стоя под красивой ивой. Разумеется, никто, кроме нас, не видел Жоржа, но, думаю, Жорж сам с удовольствием смотрел на себя со стороны.

Ванечка потянул меня за руку.

– Пойдем! – сказал он. – Пошли, ты пожалуешься Жоржу.

– Зачем? – спросил я.

– Потому что тебе плохо. Горячий такой! Горячий!

Я сказал:

– Мне уже лучше.

– Тебе никогда не будет лучше, мне так моя мама сказала, но я и сам знаю. Щеки у тебя горят. Страшно!

Вместо простого «страшно» Ванечка сказал «стр-р-р-рашно», прямо прорычал.

Я засмеялся, но не над ним, а вместе с ним. Ванечка весь засиял, заулыбался по-волчьи, и я перестал упираться, пошел за ним.

Жорж делал вид, что нас не замечает.

– Упрямый маленький медведь, – сказал Ванечка, и я