«Через пару часов мне будет что пожевать», — подумала я и сделала вид, что уткнулась в книжку, а сама краем глаза наблюдала за красавцем-соседом. Ковбой в одну минуту опустошил мисочки и чашечки со своего подноса, закрыл глаза и окаменел.

«Счастливый! — мысленно позавидовала я. — Вот это нервы! Уснул и всё! А я от страха не могу даже вздремнуть, сижу, слушаю шум моторов и радуюсь, что он ровный!»

Чтобы немного отвлечься и размять ноги, через весь салон я пошла в туалет, еще раз внимательно вглядываясь в лица пассажиров. Все спокойны. Спят, болтают, читают. Никакой паники. Помыла лицо холодной водой. Вернулась на свое место. Красавец-сосед лениво приоткрыл один глаз в ответ на мое виноватое бормотание. Полчаса пыталась понять о чём читаю. Не получилось. Смотрела на стюардесс, похожих на заводных Барби. Наклоняются, улыбаются, а всё равно, как неживые!

От нечего делать, а, может, на нервной почве от страха, ужасно захотелось есть. «Вот и завтрак пригодится! — обрадовалась я. — Хорошо, что я такая запасливая!» Я потянулась к заветному мешочку… Вот это да! Пакетик был там, где я его поставила, внизу, у стенки, но абсолютно пустой! Ни банана, ни бутерброда с сыром, ни пирожного!

Ничего не понимая, я сидела, тупо уставившись в пустой мешочек… Я точно помнила, как аккуратно положила туда свой завтрак! Я посмотрела на своего соседа. Он все также безмятежно спал, сложив на животе огромные кулаки. В плетеном кармашке напротив его кресла лежали две кожурки от банана…

«Ну, с кем лучше сидеть? С какой-нибудь бабушкой или с красавцем-мужчиной? — сердито подумала я. — Нечего сказать, повезло! Зато с настоящим американцем рядом посидела!»

…С началом эмиграции понятия «наши» и «не наши» совершенно потеряли всякий смысл. Помню, в Манхеттене я смотрела русский фильм, где в начале белые наступали, красные отступали, а в конце, наоборот, белые отступали, красные наступали. Главный герой бегал по экрану и кричал: «Наши идут!», а я сидела и думала: «А кто же теперь, извините, наши?»

Так что, «наши» — это мы, русскоговорящие американцы, а «не наши» — те, кто говорят по-русски во всех остальных странах — России, Израиле, Германии и даже Монголии, если там начнут платить компенсацию пострадавшим от татаро-монгольского ига. Лучше всего разницу определила одна из «наших».

— Я их узнаю по ногтям, — шепнула она мне, — вы заметили, какие они у них острые?

И с гордостью добавила:

— У нас такие уже давно не носят.

В Карловых Варах чехов можно увидеть только в обслуге. Они говорят по-русски с трудом и по-немецки с удовольствием. Отдыхающие поначалу пытаются объясниться между собой на разных языках, но, в конце концов, окончательно переходят на русский.

Русских из России узнаешь с первого взгляда. Мужчины с аккуратно подстриженной челочкой даже в столовой умудряются сохранить сосредоточенно-деревянное выражение лица и за столом сидят, как в президиуме. Все одеты в спортивные костюмы «Адидас». Около каждой челочки — толстая попка жены в пестрой юбке фасона «кар-вош», напоминающая полоски резины, которыми автомат моет машины, отсюда и название юбки, и сверху огромная блуза или свитер, обязательно с пантерами. Номенклатурные дамы даже на процедуры ходят в костюмах лучших западных фирм, а их ожиревшие мужья — в дорогих футболках и мягких брюках, которые начинаются ниже аппендикса. Все носят одно и то же каждый день, с утра до вечера. Запах соответствующий. Зато фотоаппараты и кинокамеры — самые лучшие, какие только есть в мире. Почти все с детьми, от мала до велика, разряженными в пух и прах, и у каждого ребенка в руках — американская компьютерная игра.

Израильтяне разговаривают, не замолкая, независимо от вашего желания. Если вы совсем не хотите поддерживать беседу, они будут спрашивать за себя и отвечать за вас. Общительность их безгранична, независимо от того, знакомы они с вами или нет. Я несла в комнату бутылку минеральной воды. Навстречу мне шла израильтянка.

— Ой, я такая же, как и вы, поносная, все несу с собой! — на ходу прокричала она мне и пошла дальше.

Русскоговорящих американцев, то есть «наших», легко было узнать чуть только похолодало. Как одна команда большого корабля, они все вышли на ужин в якорях и золотых звездах. Причем, судя по количеству звезд, главнокомандующими, в основном, были женщины.

Минеральную воду из источника все тоже пьют по-разному. Русские приходят с полными сумками пустых бутылок и набирают воду впрок. Видимо, по старой привычке, на случай, если вдруг не хватит.

Израильтяне пьют как тяжелобольные, медленно, со страдающими и застенчивыми улыбками. Мол, простите, я сейчас тут перед вами умру, но вы не обращайте внимания. При этом, вместо положенной кружки, выпивают две-три.

Зато «наши» — русскоязычные американцы — приходят на водопой, как в театр. Прическа — волосок к волоску. Ногти — в цвет одной полосочки на блузке, губы — в цвет другой. Сумка, как туфли, и с ног до головы в золоте. У всех загорелые лица и здоровый румянец от Элизабет Арденн или Ланком. Непонятно, что они лечат и зачем, но приходят вовремя и пьют ровно столько, сколько предписано врачом.

Все отдыхающие делятся на больных желудочно-кишечного тракта и страдальцев опорно-двигательного аппарата. Желудочно-кишечные в столовой съедают все, что стоит в буфете на закуску, потом все, что можно заказать, запивая знаменитым чешским пивом, потом огромную порцию мороженого и пирожное с чаем или кофе.

Опорно-двигательные скупают по всему городу люстры, сервизы и вазы прославленного чешского стекла и тащат огромные коробки сначала по одной в номер гостиницы, а потом всё вместе на аэродром.

В воскресенье шумным табором все отдыхающие поехали на экскурсию в Прагу. Как пел Марк Бернес:

Чья она теперь подружка — трудно сказать, но красавицей осталась, как была!

Все было хорошо, пока не дошли до знаменитого на весь мир Еврейского квартала, где находится старинное — XV века — еврейское кладбище, на котором могильные камни бережно поддерживают друг друга, старая синагога и мемориал, посвященный детям, погибшим в гетто, с фотографиями и детскими рисунками.

Тут наши русские друзья из России встали плечом к плечу и воинственно заявили, что им это не только не интересно, но и вообще не нужно, и идти категорически отказались! Аккуратно зализанные челочки у мужчин дружно упали наискось, а у женщин глаза засверкали огнем топок Дахау и Освенцима!

Экскурсовод растерянно и беспомощно переводила глаза с одного лица на другое. И тут какая-то внутренняя сила вытолкнула меня вперед.

— Не хотите? — насмешливо сказала я. — А кто вас спрашивает? Это раньше вы были в большинстве, а теперь, сколько вас? Пятеро? А нас, евреев, — двенадцать! Мы идем в Еврейский квартал, а вы — куда хотите и подальше, не забыли еще, как это звучит по-русски? Ну, кто со мной? Пошли!