Калигула резко осадил лошадей и легко соскочил с колесницы.

– Приветствую тебя, Гай Цезарь! – громко сказал Силан.

– Приветствую благородного сенатора Марка Юния Силана!

Громкие крики одобрения неслись отовсюду. Калигула переступил порог дома, номенклатор отдернул пурпурный занавес, и Гай замер в восхищении. Ослепительная Юния стояла пред ним, ее мантия и корона сияли, как тысячи солнц. Свита жениха несколько мгновений безмолвствовала, мужчины жадно рассматривали прекрасную невесту. Макрон даже дышать перестал: ему показалось, что сердце сжала цепкая рука, не давая ему сделать толчок. Казалось, все уже видели Клавдиллу в различных обличиях, но именно сегодня, в свой самый счастливый день, она была несказанно красива. Вечная, божественная любовь сделала ее такой.

Вчерашний образ соблазнительной египтянки вмиг стерся из памяти Макрона. Пред ним стояла истинная римлянка, белокурая патрицианка. И бешеная, всепоглощающая страсть безумной волной окончательно затопила его измученную душу.

Даже Калигула был потрясен тем, каким целомудрием и невинностью веяло от ее нового облика. Он нерешительно и нежно взял ее тонкую руку и, склонившись, тихо прошептал:

– Моя! Наконец-то моя! На всю жизнь, что отмерили нам боги!

Юния крепко сжала его ладонь, глаза ее сияли, наполненные безграничным счастьем. Он не выдержал и страстно поцеловал ее на глазах у гостей. Громкие рукоплескания послышались со всех сторон, Силан аккуратно промокнул краешком тоги заслезившиеся глаза. Макрон заметил, что мачеха Юнии наблюдает из-за колонны. Она была одета в скромную столу, и он догадался, что ее не позвали на праздник. Ему стало жаль эту печальную женщину – так же, как он, Кальпурния была здесь чужой. Ее преследовала старая ненависть, а его – страшные муки неразделенной любви. Он насильственно улыбался в ответ на приветствия, с трудом отвечая на вопросы друзей, а женщина просто стояла одна за колонной, обделенная вниманием окружающих. Было заметно, как глубоко она страдает.

Неожиданно для себя Макрон шагнул к ней.

– Приветствую тебя, госпожа! – сказал он. – Почему ты не стоишь рядом со своей дочерью в такой важный для нее день?

Лицо ее потемнело от нахлынувших чувств.

– Я стала старой и уже не нужна своему знатному мужу. Падчерица ненавидит меня с детства. Я искренне пыталась заменить ей мать, умершую при родах, но всякий раз она отвергала меня. Теперь, став могущественной благодаря этому браку, она отыгрывается за все.

Конечно, Кальпурния умолчала о том, как она сама была жестока с маленькой девочкой, и как издевалась над ее любовью и верностью Сапожку, и что сейчас получает по заслугам. Но ей хотелось, чтобы этот господин пожалел ее. Сердцем она чувствовала, что он глубоко страдает, но не понимала почему.

– Сердце ее полно ядовитого зла, она – Геката в обличье Венеры, – продолжила Кальпурния. – Я даже немного рада, что она выходит замуж за Калигулу, по крайней мере, не пострадает другой человек, порядочный и с более добрым нравом.

Она говорила все это без злости, с потаенной горечью, но Макрон уже пожалел, что подошел к ней из глупой прихоти, и тихо отдалился, оставив Кальпурнию одну. Ему стало легче, что не он один страдает в этот счастливый для всего Рима день.

Калигула уже смотрел по сторонам, выискивая своего посаженого отца.

– Макрон, пора выезжать! – сказал он.

Гости расступились, освобождая дорогу. Раздался торжественный гимн в честь молодых, заполнив благородными величественными звуками атриум. Впереди гордо выступал Гай Цезарь со своим посаженым отцом, за ними, скромно опустив голову в огненной фате, шла Юния рядом с надменным Силаном.

Гай первым запрыгнул в золоченую колесницу и протянул руку невесте. Она с нежностью сжала ее и взошла, Калигула дал знак Евтиху, и они не спеша тронулись, едва сдерживая быстрых коней. Остальная свита – подруги невесты, шафера, приглашенные – в блестящих экипажах отправилась вслед. Огромная толпа сопровождала их по всему пути, цветы ковром устилали дорогу. Молодых приветствовали, громко выкрикивая пожелания счастья, ласково называя «звездочками, голубками». Макрон едва дышал, одна мысль билась в разгоряченном мозгу, точно пойманная в силок птица: «Потеряна! Потеряна!» И он тряс седой головой в тщетной попытке прогнать ее. Рядом возвышался тучный Силан, он без конца размахивал руками, толкая в бок префекта претория. Тщеславие и гордость распирали его, он отвечал на все приветствия, кто бы ни пожелал счастья его дочери, будь то всадник, простой гражданин или запыленный перегрин, случайно оказавшийся на этом празднике жизни. Честолюбие его тешила мысль, что за ним следует к храму вся римская знать, он всех пригласил на свадьбу своей дочери.

Дорога с Палатина на Капитолий к храму Юпитера заняла два часа. Преторианцы с трудом расчищали дорогу колесницам. Огромный грозный бог в золотом шлеме надменно созерцал царившую внизу суету.

Стройная процессия жрецов двигалась навстречу от Капитолийского храма. Все представители жреческих коллегий присутствовали в ней. Во главе сановным шагом выступали понтифики в белоснежных одеждах. В островерхих кожаных шапках и в одежде, закрепленной пряжками без единого шитого стежка, за ними следовали фламины трех божеств – Юпитера, Марса и Квирина, бога римского народа, отождествляемого с самим Ромулом, основателем Вечного города на семи холмах. Следом величественно плыли девственные весталки с покрытыми головами, гордые своей неприкосновенностью и ответственностью за священный огонь Весты.

Замыкали шествие благородные авгуры в тогах с пурпурными полосами, постукивая по камням остроконечными жезлами, и гаруспики, в чьи обязанности сегодня входило предсказать судьбу этого брачного союза.

Калигула остановил неторопливую поступь коней у подножия холма. Молодые должны были сами подняться по ступеням. Макрон, разморенный от жары и долгого путешествия, с трудом сошел с колесницы, следом, едва разгибая затекшие ноги, спустился Юний Силан, и они двинулись за Клавдиллой и Калигулой, которые преодолевали мраморные ступени, застеленные пурпурным ковром, с завидной быстротой.

За спиной префекта претория слышались смешки подружек невесты, переговаривавшихся с шаферами, и он с неудовольствием различал среди прочих голосов мелодичный смех своей жены.

Калигула и Юния в сопровождении жрецов остановились перед мраморным алтарем. Свита осталась уже позади, ожидая жертвоприношения. Макрон с тревогой ожидал решения гаруспиков. Он молил богов, чтобы заключаемый брак оказался неугодным.

Фламин Юпитера с воздетыми к небу руками, заслонив лицо тогой, обошел жертвенник, восславляя верховного бога.

В воцарившейся тишине служители храма подвели к алтарю огромного белоснежного быка. Он шел тяжелой медленной поступью, украшенный лентами и цветочными венками. Фламины принялись окуривать алтарь фимиамом и совершать возлияние вином. После этого верховный фламин освятил жертвенное животное, окропив его водой и бросив срезанный пучок шерсти со лба быка в священный огонь, ярко горевший на алтаре и бронзовых светильниках вокруг, затем густо посыпал лоб животного мукой, смешанной с солью, несколько раз взмахнул жертвенным ножом от головы к хвосту, символизируя заклание. Слова: «Macta est»[14], громко прозвучавшие в тишине, больно резанули слух Макрона. В лучах солнца сверкнуло длинное лезвие жертвенного кинжала, и алая кровь брызнула на белоснежную шкуру быка.