— Наблюдаю попадание! Цель уничтожена!

— Подтверждаю, цель уничтожена!

Накпадон больше не стрелял, Сараф тоже поднялся выше — топлива у него пока хватало, и он собирался описывать в небе круги, пока сюда не подойдут более крупные силы. Силы уже шли с высоты, летчикам был виден пыльный хвост от движения колонны по дороге.

Абу совершил только одну ошибку — он испугался. Он испугался, проявил минутное, даже секундное малодушие, когда вертолет завис прямо над развалинами, он проявил малодушие, когда его никак нельзя было проявлять — и промахнулся, впустую истратив по Накпадону единственный выстрел, который у него был. Огненное копье пролетело у самой башни пулеметчика, обвешанной противокумулятивными решетками, но не задело ее и ушло дальше, а через пару секунд по зданию ударил длинной очередью пулемет, и Абу упал на пол, погребя под собой на беду оставшегося тут пацана и прикрывая его своим телом. Надо было бежать — но бежать уже было бессмысленно — вертолет найдет его и убьет. Перевалившись, он встал на колени, чтобы посмотреть в окно — и увидел зависший прямо над ними в вышине неба вертолет и вспышку заработавшего двигателя реактивного снаряда под левым пилоном.

— «Ля иляха илля-Ллаху, инна ли-ль-маути ля-сакяратин!»[80]— сказал Абу, успевший встать в полный рост, а через долю секунды термобарический снаряд влетел в окно и разорвался, стена ревущего пламени в мгновение сожгла и его, и оставшегося в здании пацана из Джибаль аль-Никба и разрушила весь дом, превратив его в груду строительного мусора, в памятник разгорающемуся на Ближнем Востоке пожару…

Тарик увидел это, когда был уже метрах в ста от дома. Он не спешил, потому что те, кто спешит — тех убивают, у него был прекрасный камуфляжный костюм, и невдалеке была нора, где можно было отлежаться. Он был уверен, что из-за всего произошедшего израильтяне не станут делать сплошную зачистку местности, у них просто не хватит на это возможностей. Он знал Абу как храброго воина Джихада, он слышал, с какими словами он проводил этим и остальных братьев, оставаясь на верную смерть, и он был уверен, что свою шахаду он принял как мужчина, с гордо поднятой головой.

— Инна ли-Лляхи ва инна иляй-хи раджигуна![81]— фаталистически заметил снайпер и продолжил свой путь.

Боль вернулась первой. Боль и свет, режущий глаза свет, такой яркий, что хотелось крикнуть: «Больно!» Но губы не шевелились…

— Ховеш! Ховеш![82]— закричал кто-то, и от крика этого рядовому Мише Солодкину стало еще больнее. — Он шевелился! Я видел, он шевелился!

— Отойдите все!

Болью пронзило руки, он почувствовал, как его ощупывают.

— Держи! Держи не опускай! Носилки сюда! Быстрее, вашу мать!

Санитар, видимо, тоже был из русских — израильтяне слов «вашу мать» большей частью не знали.

Потом он почувствовал, как несколько рук взялись за него, подняли и переложили, он хотел спросить, жив ли Гилад, но не смог этого сделать, его язык просто не слушался его. А потом носилки подхватили и потащили навстречу реву и вою турбин и втащили его внутрь, и он почувствовал, как у него шумит в ушах — вертолет поднимался в воздух. Потом он снова провалился в бездонную пропасть тьмы.

* * *

22 мая 2015 года

Бывшая Украина

Севернее Донецка, UFOR FOB «Camp Strуїak»

Польская зона оккупации

US Military adviser 1 SFOD Delta Force captain Майк Бейкер

Капитан американской армии Майкл Бейкер в этот день находился довольно далеко от места своей постоянной дислокации, от Форта Брэгг. Нет, он находился не в Афганистане, не в Сомали, не в Йемене и не в Колумбии, как многие могли подумать. В этот пятничный, не по-весеннему жаркий день капитан Бейкер находился в корпусе подбитого русского танка Т-72, который в числе прочих находился на базе сил стабилизации севернее Донецка, это бывшая Украина. Танк этот отскоблили от гари, выкинули оттуда все ненужное и там, где должна была быть башня — приварили очень удобный люк. Вообще этот танк был предназначен для того, чтобы при минометном обстреле прятаться в него — но минометного обстрела не было, а капитан Бейкер все равно сидел в нем, пил минеральную воду из небольшой бутылки и думал о жизни. Ему нужно было немного времени, чтобы его никто не беспокоил, а поляки, которым он должен был советовать, фактически — командовать ими, исполняя функции штабного офицера, ответственного за противодиверсионные мероприятия, были очень навязчивы и плохо знали английский язык, хотя и старались. Поэтому, когда у капитана начинала болеть голова, он прятался сюда, чтобы остаться на некоторое время наедине с собой. Выросший на севере страны, в Миннесоте, он любил одиночество и умел его ценить.

Собственно говоря, его назначение сюда было своеобразным наказанием: какой-то штабной ублюдок неправильно оценил здесь степень опасности местного населения, и поэтому за службу здесь платили не три должностных оклада, как в Афганистане, — а два. С надбавками получалось неплохо — но два оклада это все-таки не три. Возможно, в его назначении сюда виноват был его неуживчивый характер — капитан не мог терпеть придурков из разных разведывательных органов, которых в последнее время расплодилось просто невероятное количество, которые тыкали ему пальцем в грудь и указывали, что нужно делать. Возможно — просто было некого отправлять в этот зеленый ад. Как бы то ни было — капитан прибыл сюда совсем недавно, когда снег уже сошел — а сейчас «пошла зеленка», и он кое-что в этой жизни понял. Он понял — что такое настоящий враг и какой страшной может быть война с опытным, беспощадным, равным тебе по подготовке врагом.

Миротворческая операция «Оливковая ветвь» — господи, какой придурок только догадался так ее назвать — начиналась очень даже бравурно, впервые за долгое, очень даже долгое время американцы почувствовали гордость за себя и за свою страну. Началось все с «очередных внеочередных» выборов на Украине… Молдова уже развалилась, часть присоединилась к Румынии, часть нет, по Днестру постреливали… но дело было не в этом. Выборы, в условиях галопирующей инфляции, некомпетентного и политизированного правительства закончились победой пророссийского кандидата, выходом людей на улицы и фактически расколом страны. Когда количество жертв противостояния зашкалило за две тысячи — одновременно начались две миротворческие операции, Евросоюза (а фактически польско-румынская) и русская. Эти операции не только не принесли мира в разорванную страну, но и закончились боестолкновениями уже миротворческих контингентов. Точку — быстро и эффектно — поставили американцы. Подняв с восточноевропейских аэродромов более трехсот истребителей-бомбардировщиков, они внезапным ударом, почти без потерь разделались с двумя русскими бригадами, до того момента однозначно пережимавших румын и поляков. Еще через несколько дней сводное оперативно-тактическое соединение, основой которого служил Шестой американский флот, прикрываемое находящимися в Персидском заливе самолетами авианосного базирования, пройдя проливами, в коротком и беспощадном бою, потеряв только три боевых корабля и около тысячи человек персонала, уничтожило Черноморский флот. Эта хлесткая оплеуха, названная «Внезапная гроза», показала наконец-то русским варварам, где их законное место, и отогнало их за свои границы. Контингент сил стабилизации взял под свой контроль всю территорию бывшей Украины и Молдовы, выдавив остатки русской армии, украинской армии, часть из которых перешла на сторону русских и пророссийских боевиков-террористов на территорию России, где им было самое место. Капитан помнил те дни… ни один американский солдат, где бы он тогда ни находился, не платил за свою выпивку.