Погруженный в свои воспоминания, Кингсли прошелся вдоль реки туда и обратно. Затем остановился и, не глядя на Габриэль, продолжил:

— Кэл говорил, что он из Техаса и что с его отцом случилась та же беда. Сэм был тенью Кэла. Я никогда о нем ничего как следует не знал. Однажды вечером мы все напились — выпивку обеспечил Кэл — и стали сгоряча рассуждать о том, что все наши трудности кончатся, если ограбить банк. Кэл стал нашим главарем. Мы были молодыми дурнями и находились в отчаянном положении, а он разглагольствовал, что это, дескать, проще простого. И поклялся, что никто не пострадает. На следующее утро ни твой отец, ни я не хотели идти на это дело, но Кэл — он был красноречив, как библейский змий, — стал нас убеждать, что это наш долг перед отцами, а меня обвинил в том, что я плохо забочусь о брате.

Кингсли покачал головой.

— Этого оказалось достаточно. Я и так чувствовал себя чертовски виноватым оттого, что Джон голодал. И мы решились. Как часто я мечтал вычеркнуть этот день из моей жизни… и Джим, я уверен, чувствовал то же самое.

Габриэль вспомнила предсмертное письмо отца. Да, верно, каждое слово было пропитано глубочайшим раскаянием.

— И что же… как все это случилось? — нерешительно спросила она.

— В полдень мы приехали в город и стали следить за банком. Все служащие, кроме одного клерка, ушли на ленч. И мы проникли в здание. Джон ждал снаружи, с лошадьми, твой отец сторожил дверь, а Кэл держал клерка под прицелом, пока я очищал кассу. Потом Кэл приказал клерку открыть сейф, но тот сказал, что не помнит шифра. Кэл стал избивать его, пока тот не согласился вспомнить. А забрав деньги, Кэл повернулся и выстрелил в него. За то, что заставил долго ждать, — так он сказал потом.

Габриэль представила тот ужас, который охватил молодого парня — ее будущего отца, и тот же самый ужас она сейчас услышала в голосе Кингсли. Двое испуганных юношей, почти мальчишек… Сердце ее обливалось кровью, от боли и обиды за них.

— Мы убежали, — продолжал Кингсли свой рассказ. — Я был потрясен тем, с какой легкостью Кэл убил невинного человека. Это было так ужасно, бессмысленно… Но я заставил себя думать о брате, ну и, конечно, о себе, и мы рванули оттуда, как черти. Поделив деньги, мы решили, что лучше теперь разойтись. Мы договорились переменить имена и скрыться в разных направлениях. Мы с Джоном переехали на юг Техаса, Джим подался на восток, Сэм должен был отправиться как будто на запад, а Кэл — на север. Больше я никогда ни с кем из них не встречался.

Кингсли вздохнул, закончив рассказ. Повисла гнетущая тишина. Только издали доносилось негромкое мычание коров. Затем он подошел к девушке и положил большую тяжелую руку ей на плечо.

— Габриэль, Джим Дэвис был моим другом, и мне искренне жаль.

— Спасибо, — ответила она, глотая слезы.

— Ну а теперь, — убрав руку, Кингсли выжидательно взглянул на Габриэль, — расскажи, почему ты решила не убивать меня при первой же нашей встрече.

Опустив глаза, она повернулась к реке. В черной воде, мерцая, отражался свет луны и ярких звезд.

— Мне казалось, что я ждала возможности застать вас одного, — прошептала она. — Но теперь я думаю, что вряд ли решилась бы на убийство. По крайней мере, надеюсь, что не решилась бы. Затем была ночная буря, когда погиб Хуан и был изувечен Туз. — Девушка прерывисто вздохнула. — Я не знала, что делать. Все эти ужасные события глубоко меня потрясли, и я не могла больше замыкаться в собственном горе. И поняла, что не смогу убить вас… и вообще — никого.

Кингсли немного помолчал.

— Ну а теперь? Почему спустя столь долгое время ты вдруг решила рискнуть и рассказать мне всю правду?

— Потому что за эти дни я узнала, какой вы на самом деле. Теперь я уверена, что вы не могли убить моего отца. О, я очень хотела возложить на вас эту вину… я хотела… справедливости. Возмездия. Но теперь я иногда думаю, что просто искала виновника, не желая чувствовать виноватой себя.

— Брось, девочка, откуда же тебе было знать, что твоему отцу в Техасе грозит опасность? Ради бога, не вини себя!

Габриэль искоса взглянула на Кингсли.

— Но кого же мне винить? Кто виновен в смерти моего отца?

Скотовод повернулся к ней, их взгляды скрестились, и в серебристом свете луны она увидела, как он помрачнел.

— Могу лишь догадываться, что это Кэл Торнтон. Несколько месяцев назад, примерно в то же время, когда застрелили твоего отца, кто-то устроил на меня засаду и пытался убить. Меня спас Дрю.

Габриэль нерешительно, едва слышно сказала:

— Меня тоже хотели тогда застрелить. Когда убийца прицелился в меня, папа, уже смертельно раненный, заслонил своим телом.

Кингсли удивленно уставился на девушку.

— Черт возьми!.. Габриэль, ты хоть понимаешь, насколько безрассудно было в этом случае соваться к человеку, которого ты подозревала в убийстве?!

— Я была уверена, что, когда переоденусь Гэйбом Льюисом, меня никто никогда не узнает, — смущенно пробормотала она.

— Да, это правда, — ответил Кингсли все еще с некоторым удивлением, — ты меня здорово провела… Но ведь я тебя раньше не видел…

— Никто не узнал, пока я дважды не упала в воду.

Губы Кингсли дрогнули.

— Бедняга Дрю! Он знает?

Габриэль хотела было солгать ради Дрю, сказать, что шотландец ничего не знает и ничего не утаивал от Кингсли, — но не смогла.

— Он все знает. Но я ему рассказала правду только пару дней назад. И заставила поклясться, что он меня не выдаст, — прибавила она поспешно.

— Проклятье, этот парень — просто скопище всяких тайн!

Кингсли неожиданно улыбнулся. Удивленная его реакцией, Габриэль невольно отметила, что ему надо чаще улыбаться.

— А я-то боялся, что потеряю повариху и, возможно, своего лучшего работника. Я заметил, как Дрю на тебя посматривает, когда думает, что этого никто не видит.

Девушка закусила губу.

— Но вы Дрю не осуждаете?

— Нет. Он сдержал слово, и один только бог знает, как ему это трудно.

Габриэль решила, что Керби Кингсли ей очень нравится. Папин друг… Она проглотила подступившие слезы — может быть, он станет и ее другом? Как бы ей этого хотелось!

— По-моему, Джиму Дэвису повезло в жизни, — тихо сказал Кингсли. — Я ему завидую. Уверен, твоя матушка тоже была замечательной женщиной.

Габриэль кивнула:

— О да! Ее смерть разбила ему сердце.

Кингсли вздохнул.

— Рад, что он нашел родную душу. Мне бы его мужество…

— Мистер Кингсли, я знаю, что извинения недостаточно, но я очень сожалею, что так несправедливо судила о вас. Понимаю, это непростительно, но…

Кингсли покачал головой: