Падчах не выпускал меня из-под своей куртки, тоже смотрел на яростное море и чуть не плакал.

— Был? — встрепенулась я. — Он умер?

— Не знаю, — признался Руслан. — У меня много родственников, но именно об Анваре я думаю каждый день.

— А что с ним случилось? — оторопела я. — И когда именно?

— Очень давно. Это было ещё в ссылке, в Акмоле. С казахского это переводится как «белая могила». Ты знаешь, конечно, мы все оттуда. А Анвар и родился уже в Казахстане. Ему исполнилось три года, когда погибла их семья. Деши, сестра моей матери, и её муж Хасан. Они уже потеряли старшую дочку при депортации, но потом появился сын. Это было в сорок девятом году. Дядя Хасан дошёл с боями до Берлина. У него фронтовые награды не помещались на гимнастёрке. Она весила несколько килограммов. Конечно, он немедленно приехал к жене в Казахстан. Потом семья неплохо устроилась. Родители не могли нарадоваться на своего малыша. Моя мать его много раз видела и говорила, что мы все очень похожи. Потому я и вспомнил сейчас Анвара. Более того, решил рассказать тебе о нём…

— А что случилось-то с ними? — недоумевала я. — Они не вернулись в Чечню?

— Нет. Они погибли — нелепо, внезапно. Пережили ведь не только войну, но и Сталина, о чём всегда мечтали. То ли восьмого, то ли девятого марта пятьдесят третьего года Деши и Хасан угорели насмерть, в собственной мазанке. Работа у них была тяжёлая — на морозе, на степном ветру. Каждую копейку несли в дом. Видимо, вымотались так, что организм уже не почувствовал опасности. И пришёл беспробудный сон.

— Раньше времени закрыли вьюшку? — предположила я.

— Или кто-то закрыл, — загадочно ответил Падчах. — Ведь раньше-то никогда такого не было. Разумеется, дядя с тётей не пили, даже по случаю смерти Сталина. Вот так, Ксюша, и настигает нас судьба…

— А их мальчик тоже угорел насмерть? — спросила я. — Это ведь было больше сорока лет назад. Неужели до сих пор ничего не известно?

— Моя мать ездила туда много позже, выясняла. Вся семья похоронена в Акмоле, но имя мальчика не указано на камне. Официальные лица отмахнулись — мол, просто забыли. Тут Вождь скончался — о мальчишке ли думать? Уж если взрослые не выжили, то трехлетний пацан — тем более. А моя мать не верит, что забыли. Говорит: «Анвар жив, я чувствую. Так что ищи, сынок, ищи». Я искал почти всю жизнь, но пока ничего не получилось. Многие чеченцы кости родственников из Казахстана везли на родину в чемоданах, чтобы похоронить. Отправились и мы туда с той же самой целью. Ну, за бакшиш* можно всё, и могилу разрыли. Там были только два скелета — взрослых людей. А маленького мы не нашли…

— Ничего себе! — ахнула я. — Тогда, значит, твой кузен действительно может быть живой. Вот будет здорово, если вы встретитесь!..

— Поэтому я и хочу найти его, обнять и расцеловать. И быть вместе с ним всегда. Иначе — позор мне!..

— А я всегда буду помогать, если позволишь.

— Не знаю, чем ты способна помочь. Вот отвезу тебя в Москву и займусь поисками вплотную. Матери моей под девяносто. Она почти ослепла, и ноги отказали. Остаётся лишь невероятно острый слух…

Эфендиев говорил шёпотом, хотя на каменистом пляже мы были одни. Вокруг лишь плескались волны, да посвистывал ветер.

— Я знаю, что мать не может умереть спокойно, пока не узнает про сына своей сестры Деши. Но всё-таки может случиться так, что я не успею. Больше всего на свете боюсь именно этого. Тогда получится, что я солгал матери, не выполнил сыновний долг. Тяжко всё это…

Падчах грустно усмехнулся, крепко взял меня под руку и повёл по дорожке от моря.

— Пойдём, Ксюша, нужно отдохнуть. Завтра вставать рано. За нами заедут в пять часов утра.

Вчера ночью вернулся с Украины, где мочил какого-то бандюка высокого ранга. Мне назвали его кличку, а я не запомнил — к чему? У них летом завалили пахана, и группировка распалась на пятнадцать бригад. Каждый главарь торопился ухватить кусок пожирнее. И пошла в городе война по полной форме. За полгода они перестреляли друг друга начисто. Пули летали, как пчёлы в сезон медосбора. Иномарки рвались, будто хлопушки под ёлкой.

В итоге, каждую из выживших банд возглавил «отморозок». Самому старшему из них было двадцать пять, младшему — девятнадцать. Авторитеты из пожилых ничего не могли с ними поделать. Барсы-рецидивисты вспотели с молодняком. Тем их татуировки, заслуги в зоне — по фигу. Они хотели захапать всё и сейчас. Тем, кто откидывался* из колонии, место не уступали.

За месяц, или чуть больше, авторитеты постарше оказались кто в больнице, кто на кладбище. Одного добивали в кемпинге ножами — заклинило «ТТ». Другого расстреляли из «калаша» — да так, что от башки остался огрызок. Меня «пожилые» пригласили, когда зависли полностью. Двух своих корешей нашли на берегу речки, в кустах. У каждого в затылке по дыре.

Менты никого не взяли, от частных охранников проку ещё меньше. «Зрелые» всё же сумели вычислить, кому подчиняются эти отморозки. Решили замочить главного зверюгу — чтобы не портил молодняк. Мне обещали сто тысяч баксов, если завалю без шума, наверняка. У ресторана показали мне «объект» — втёмную, из машины. Он как раз заходил в двери. Обернулся зачем-то к своему охраннику, а ещё одна «тачка» его «вывеску» и осветила фарами.

Я запомнил его в деталях. И после уже не думал, кто передо мной. Сам «объект» трусил классно. Меня предупредили: ни «шинковкой»*, ни из «волыны»* его не взять. Взрывчатку под «тачку» не подложить — всё проверяют. Остался один способ — снять его из СВД*, с чердака. И место подходящее место есть — у дома его любовницы. Он туда ездит по вторникам.

Паханы мне за шкирку плакали. Мол, хотели посадить двух его приятелей. Всё сделали для того, чтобы их взяли. Но, по ходатайствам адвокатов, «пацанов» выпустили через два дня. Хозяин публично пообещал разобраться с остатками прежней «малины». И те поняли — им не жить, если не обнулят противника.

«Объект» на «Линкольне» подъехал к дому своей марухи* — как обычно, в семь вечера. Вокруг него — пять человек охранников. И неподалёку ещё столько же. Связь у них отличная — по радиотелефонам. Мне сказали, что лестничную клетку всегда проверяют, чтобы киллер там хозяина не дождался. Забыли только про чердак дома напротив.

Мне пришлось там торчать четыре часа — ждать, пока парочка натрахается. Когда «объект» шёл к парадному, его голову трудно было поймать в прицел. Темно, да и охранник мешал. Я мог бы завалить его первым выстрелом, а «объект» — вторым. Но не решился, потому что знал — у пахана реакция очень хорошая. При первом же выстреле он грохнется на асфальт, а «быки» кучей — сверху. А потом уже такого шанса не будет.

Надо обязательно — с первого раза. Контрольный в таких условиях не сделаешь. Вели его тщательно, применяли компьютеры и приборы ночного видения. Прослушивали все помещения, где объект мог появиться. Я перед выполнением заказа неделю тренировался на стрельбище из винтовки Драгунова. Не очень-то освоился с ней, потому что раньше пользовался пистолетами и автоматами. Правда, недавно пришлось стрелять из «мухи» — одноразового гранатомёта. А уж какой из меня снайпер, никогда не мог точно сказать.