— Мистер Гор-Эркарт, погодите. Скажите, я что, буду работать с Бертраном Уэлчем?

— С чего вы взяли?

— Слышал, он претендует на это место.

— А получаете его вы. Я, как только увидел Уэлча-младшего, сразу понял: никуда не годится. Что он, что мазня его. Окрутил мою племянницу, мерзавец; как только ему удалось. Ей говорить бесполезно. Упряма как осел. Еще хуже своей матери. Ладно, пусть ее. Думаю, Диксон, вы справитесь. Дело не в вашей пригодности — хоть для этой работы, хоть для какой другой; от этих, от пригодных, плюнуть некуда. У вас зато отсутствует непригодность, что куда более редкий случай. Еще вопросы будут?

— Нет. Спасибо. Я…

— В понедельник ровно в десять. — И Гор-Эркарт повесил трубку.

Диксон поднялся из-за бамбукового столика на ватных ногах. Какой звук пристал припадку благоговейного восторга? Он задержал дыхание, чтобы погромче забулькать от счастья, но единичный звон будильника с каминной полки напомнил еще об одном деле. Половина первого — на это время назначена встреча с Кэчпоулом по поводу Маргарет. Ходить иль не ходить? Проживание в Лондоне умалит важность проблемы; нет, скорее, актуальность, нежели важность. В конце концов любопытство взяло верх.

Из дома Диксон вышел, смакуя данную Гор-Эркартом характеристику Бертрана как живописца. Он всегда знал; он сразу почувствовал; он не мог ошибиться. А потом Диксон вспомнил, что безработный бездарь Бертран обладает Кристиной, и жизнерадостная рысца трансформировалась в прибитое шарканье.

Кэчпоул, высокий, узкокостный, лет двадцати двух — двадцати трех, похожий на интеллигента, который хочет быть похожим на банковского клерка, ждал в пабе. Он взял Диксону пиво, извинился за то, что отнимает его время, и после еще полудюжины прелиминарий выдал:

— Думаю, лучшее, что я могу сделать, — это изложить вам истинные факты. Вы согласны?

— Конечно. Только где гарантия, что факты будут истинные?

— Гарантии никакой. Разве только вот: если вы действительно знаете Маргарет, у вас не возникнет сомнений относительно правдивости того, что я имею сообщить. Но, прежде чем я начну, не затруднит ли вас несколько подробнее остановиться на нынешнем состоянии здоровья Маргарет, поскольку по телефону я, увы, не получил полной картины.

Диксона не затруднило; рассказывая о состоянии здоровья, он заодно намекнул на состояние отношений между ним и Маргарет. Кэчпоул не перебивал, смотрел в стол, хмурился и теребил две обгорелые спички. Волосы у него были длинные и нечесаные. Наконец он сказал:

— Большое спасибо. Ситуация отчасти прояснилась. Теперь выслушайте мою версию событий. Во-первых, вопреки тому, что Маргарет, похоже, вам говорила, мы с ней не были любовниками ни в чувственном, ни, если можно так выразиться, в формально-юридическом смысле. Я вижу, вы удивлены?

— Да, — сознался Диксон. Ему стало страшновато, будто Кэчпоул затевал ссору.

— Естественная реакция. Итак. Я познакомился с Маргарет в рамках моей работы и, сам не пойму каким образом, обнаружил, что меня постоянно видят с ней, что я вожу ее в театр, на концерты и тому подобные мероприятия. Замечали ли вы, что некоторые люди — в основном женщины — обеспечивают свое существование за счет эмоционального напряжения? Так вот, очень скоро я понял: Маргарет из таких. Мы ссорились на пустом месте — подчеркиваю, на пустом. Поверьте, я не преувеличиваю. У меня, конечно, хватало ума не начинать с ней никаких сексуальных отношений, однако я глазом моргнуть не успел, как она стала вести себя так, будто я их начал. Я выслушивал бесконечные обвинения в том, что обижаю ее, не обращаю на нее внимания, стремлюсь унизить ее перед другими женщинами, и тому подобное. У вас с ней возникали аналогичные ситуации?

— Да, — отвечал Диксон. — Продолжайте.

— Я смотрю, у нас с вами куда больше общего, чем мы оба думали поначалу. Так вот: после особенно бессмысленного скандала по поводу замечания, отпущенного мной, когда я знакомил с Маргарет свою сестру, я решил, что с меня довольно. Я так и сказал Маргарет. Последовала пренеприятнейшая сцена. — Кэчпоул запустил пальцы в волосы и поежился. — В тот день я освободился пораньше, мы ходили по магазинам, и вдруг Маргарет прямо на улице принялась на меня кричать. Это было ужасно. Мне казалось, еще минута — и я не выдержу, поэтому, исключительно чтобы она замолчала, я согласился прийти к ней вечером, часов в десять. Однако выполнить обещание оказалось выше моих сил. Дня через два, узнав о… о попытке самоубийства, я сообразил, что она… оно случилось именно в тот вечер. Мысль о том, что, найди я в себе мужество явиться, как обещал, несчастье было бы предотвращено, повергла меня в глубочайшее уныние.

— Погодите! — У Диксона пересохло во рту. — В тот вечер она и меня звала. А потом… уже после… сказала, что вы приходили, и сообщили ей…

Последние два глагола Кэчпоул пропустил мимо ушей.

— Вы уверены? Вы точно помните, что это был именно тот вечер?

— На сто процентов. Я все отлично помню. Мы как раз покупали снотворное, когда Маргарет попросила меня зайти вечером, — наверно, это снотворное она и приняла. Поэтому я и запомнил. А что?

— Она купила снотворное при вас?

— Совершенно верно.

— В котором часу?

— В котором часу она купила снотворное? Что-то около полудня. Да в чем дело?

— А дело в том, что двумя часами позже она купила еще один пузырек снотворного. Уже при мне, — с расстановкой произнес Кэчпоул.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

— Должно быть, она подделала рецепт, — наконец выдавил Диксон.

— То есть она рассчитывала, что мы оба придем — и увидим, до чего ее довели, — с горечью произнес Кэчпоул. — Я знал, что она неврастеничка, но что до такой степени…

— Если бы не сосед снизу, которого раздражало ее радио…

— Что вы! Такому риску она бы себя не подвергла. Теперь все сходится. Все мои подозрения оправдались. Маргарет не собиралась сводить счеты с жизнью ни тогда, ни вообще когда-либо. Наверно, она приняла несколько таблеток перед нашим предполагаемым приходом — разумеется, не смертельную дозу — и легла ждать. Вот, дескать, сейчас прибегут, станут руки заламывать, суетиться, проклинать себя. Согласны, что она именно это планировала? Смертельной опасности не было и в помине.

— Да, но где доказательства? — упирался Диксон. — Это только ваши домыслы, не более.

— А вам не кажется, что я прав? С учетом всего, что вы знаете о Маргарет?

— Если честно, я совсем запутался.

— Да неужели вы не видите? Где ваша логика? Других объяснений и быть не может. Постарайтесь вспомнить: разве Маргарет говорила, сколько именно таблеток приняла, или какова смертельная доза, или что-нибудь в этом роде?

— Кажется, нет. Я только помню, она говорила, что держала в руке пустой пузырек, пока…