Прежде чем ответить, Бреман несколько мгновений внимательно смотрел на жителя приграничья.

— Как я говорил, Коглин продолжил изучение древних наук. Он знает секреты, которые потеряны для всех остальных. Один из этих секретов может нам пригодиться.

Старик замолчал и улыбнулся. Он сказал все, что хотел. Возможно, поиски истинной причины еще долго не дадут ему покоя, но Кинсон не стал ни о чем расспрашивать. Он кивнул, как будто ответ удовлетворил его, и встал.

— Я пойду дежурить первым, — объявил он и скрылся во тьме.

Кинсон все продолжал размышлять, когда пришел Бреман, чтобы сменить его. Старик появился словно из ниоткуда — Кинсон никогда не слышал, как он приближается, — и уселся рядом с жителем приграничья. Они сидели молча и смотрели в темноту.

С невысокого утеса открывался вид на реку Рэбб, которая, извиваясь между деревьями, поблескивала серебром в лунном свете. Леса спокойно спали, воздух пах можжевельником и хвоей. Темный Предел начинался совсем рядом, к западу от места их ночевки. Уже с завтрашнего утра местность должна стать более суровой и идти будет гораздо тяжелее.

— Что нам может дать Коглин, — вдруг произнес старик мягким, завораживающим голосом, — так это свое знание металлов. Помнишь видения? Все они говорили о создании магического оружия, которое уничтожит Чародея-Владыку. Это оружие — меч. Магический меч для человека, которого мы пока еще не знаем. Так вот, наделить этот меч качествами, благодаря которым он сможет противостоять силе Броны, — дело непростое. Начало всему — процесс ковки, способный сделать меч, превосходящий любое оружие, когда-либо существовавшее на свете. Коглин откроет нам особенности этого процесса.

Посмотрев на Кинсона, он улыбнулся:

— Думаю, будет лучше, если это останется между нами.

Вместо ответа Кинсон кивнул, опустил глаза, кивнул еще раз, потом встал.

— Доброй ночи, Бреман, — сказал он и пошел прочь.

— Кинсон?

Житель приграничья обернулся. Бреман уже снова смотрел в сторону, на дальний лес за рекой.

— Я не уверен, что теперь нам известны все секреты прошлого. Марет очень осторожная и осмотрительная женщина. У нее есть свои причины поступать так, а не иначе, и она держит их при себе, пока не сочтет, что настал момент раскрыть их. — Он помолчал. — Впрочем, тебе это уже известно. Спокойной ночи.

Еще мгновение Кинсон не двигался с места, потом ушел.

Следующие три дня путники пробирались по таким диким и труднопроходимым местам, где единственными дорогами были звериные тропы. Ни людей, ни их следов они не встречали. Местность стала гористой, она обрывалась оврагами и пучилась хребтами. Ее изрезали русла бурных потоков, стекавшие по весне в Рэбб, и перегородили заросли кустарника и травы по пояс высотой. Река все чаще образовывала петли и топи, и путники больше не могли ни идти вдоль ее берега, ни ориентироваться по ней. Кинсон увел их от хитрого лабиринта протоков глубоко в лес, выбирая места, где тень от старых деревьев не позволяла траве и кустарнику расти слишком густо и где легче было перебираться через ямы и овраги. Погода стояла хорошая, так что им удавалось проходить за день довольно много, несмотря на постоянно меняющийся ландшафт.

Пока они шли, Бреман вел с Марет беседы о ее магическом даре и давал советы, как им пользоваться.

— Конечно, существуют способы управлять волшебной силой, — говорил он. — Трудность заключается лишь в том, чтобы определить наиболее подходящий из них. Врожденная магия сложнее приобретенной. Что касается последней, то люди овладевают ею путем проб и ошибок, приобретая навыки по ходу дела. Ты выясняешь, что действует, а что нет. Результат заранее известен, так что постепенно начинаешь понимать, что к чему. Однако с врожденным магическим даром это не всегда получается. Он появляется на свет вместе с тобой, как часть твоей плоти и крови. Его волшебная сила творит что захочет, когда захочет и зачастую как захочет, и тебе остается только пытаться разобраться в том, что и как происходит.

Умение управлять врожденным даром усложняется еще и внешними факторами. Например, твой характер может влиять на результат использования магии. Твои чувства, настроения, особенности твоего организма, поскольку в нем есть механизмы защиты от всего способного причинить тебе вред. Твой взгляд на мир, Марет, твое поведение, убеждения, образ мысли — все это может сказаться на результате действия волшебной силы. Магия — это хамелеон. Иногда она покорно отступает, не пытаясь преодолеть твое сопротивление — препятствие, которое ты ставишь на ее пути. А иногда поднимает бурю, чтобы смести это препятствие, и поступает как ей хочется, не обращая внимания на все твои старания остановить ее.

— Так что же воздействует на меня? — спросила девушка.

— А это нам и предстоит выяснить, — ответил он.

На шестой день пути они добрались до Каменного Очага. Вскоре после полудня миновали гряду широких и высоких холмов, разделенных глубокими ущельями, возвестившую о том, что они приближаются к Вороньему Срезу. После того как путники, свернув налево, оставили Рэбб с ее притоками далеко позади, они уже два дня не мылись. Всех донимали жара и стертые ноги. В тот день никто почти не разговаривал — берегли силы, чтобы добраться до места засветло, как обещал Кинсон. Несмотря на недобрую славу, которую снискал Темный Предел, ничего пугающего они не встретили, раздражала только нарастающая скука утомительного путешествия. Так что все с нетерпением ждали, когда впереди появится одинокая, похожая на очаг вершина, упирающаяся в небо. Путники поспешили выбраться из зарослей, таких густых, что им приходилось идти почти на ощупь, и тут же увидели ее. Кинсон указал рукой, но Бреман и Марет уже кивали и улыбались, узнав вершину. Они спустились в долину и, миновав цветочные поляны, оказались в прохладном лесу, покрывавшем всю нижнюю часть долины. Вокруг царила тишина. Путешественники шли меж высоких широколиственных деревьев: красных вязов, черных и белых дубов, пушистых орешников и берез. Встречались и ели, густые, седые и старые, но преобладали все же лиственные породы. Под куполом ветвей, за стеной стволов они вскоре потеряли Каменный Очаг из виду. Кинсон по-прежнему шел впереди, стараясь отыскать хоть какие-нибудь тропки, но, к своему удивлению, ни одной не нашел. Неужели Коглин — если он действительно живет в долине — не ходит по окрестностям? Вокруг не было никаких признаков близости человеческого жилья. Попадались только птицы да мелкие грызуны.

Они перешли через речку, и в том месте, где вода разбивалась о пороги, их обдал столб холодных брызг. Кинсон, закрыв глаза, подставил лицо под прохладный душ, чтобы смыть пот со лба. Освеженный, он смахнул влагу и двинулся дальше, вслушиваясь в тишину и время от времени оглядываясь на Бремана и Марет, шедших за ним. Житель приграничья ощущал какое-то смутное беспокойство, но не мог понять его причину. Инстинкт следопыта подсказывал ему: что-то неладно, однако его товарищей, похоже, ничто не беспокоило.

Кинсон замедлил шаг и пошел рядом с ними.