Ди поняла, что Амброуз сейчас продаст ее этому ужасному человеку, и стиснула губы, удерживая рвавшийся крик. Она будет вести себя тихо. Если брату так нужно, она докажет, что ей можно доверять.

Когда остался лишь небольшой перешеек кожи, на котором держалась срезанная мозоль, человек перепилил его и щелчком сбросил на пол. Потянув носом, он вскинул на пришедших невеселый взгляд. Лицо у него было рябым, как мягкая земля, побитая коротким дождем, под глазами красные круги, и белки глаз в красных прожилках. Из ноздри свисала желтая капля. Пахло от него нянькиным лекарством и рвотой.

– Снова ты, – бросил он Амброузу. – Порученец.

Несмотря на явные свидетельства обратного, незнакомец говорил так, будто это Амброуз был чем-то тошнотворным. Ди прижалась к бедру брата.

– Я пришел забрать заказ. – Амброуз вынул из школьной курточки комок сложенных банкнот и протянул Элджину. Брат ничего и никого не продавал. Он покупал. – Товар у вас? Весь чистый?

Мясник Элджин воткнул нож в пол и выхватил у Амброуза деньги.

– Еще бы не чистый – два дня варил эту дрянь. Едва пальцы не пожег ради тебя и твоих дружков. Чище некуда! – Выдернув нож из половицы, Элджин поднялся. – Надеюсь, ты знаешь, с кем ложишься в кровать, щенок, – бросил он и скрылся в комнате, плотно прикрыв за собой дверь.

Δ

Через три остановки они сошли и пересели на другой маршрут. Амброуз нес мешок, который отдал ему мясник. Внутри что-то побрякивало. Звук был как от корзины с вязальными спицами, которые звякают и скользят друг о друга, но брат ответил – нет, это не вязальные спицы. Ди принялась отгадывать: растопка, шары для крокета, сушеные яблоки, карандаши. Амброуз вначале веселился, отвечая, что она «сказочно ошиблась», «впечатляюще промахнулась» или «прелестно заблуждается», но вскоре погрустнел и сказал, что устал от этой игры. Пока они ждали трамвай, Ди заметила, что брат держал мешок на отлете, подальше от себя.

– У тебя все в порядке? – спросила она.

– Более-менее, – отозвался он. – Иногда важные дела бывают неприятными. Хоть и знаешь, что это ради высоких целей, но на душе все равно тяжело.

– Это мешок для твоих друзей?

– Да.

– Не стыдись своих поступков, Амброуз. Ты хороший!

Брат улыбнулся ей из-под козырька фуражки, но улыбка казалась невеселой.

– Ты милая.

Ди вдруг захотелось его развеселить.

– А вот и нет. Я на тебя донесу. Расскажу маме, что ты ходил в Лис и встречался с новым знакомым с прекрасными ногами.

– Ты опять? – прорычал Амброуз голосом мясника, скорчив гримасу.

– Не ты, а мы! – парировала Ди. – Я помогала.

– Знакомый с красивыми ногами, – фыркнул брат, покрутив головой. Ди засмеялась. Амброуз тоже не выдержал и прыснул. Он поставил мешок и обнял сестру, и они постояли, медленно покачиваясь.

– Я тебя очень люблю, – сказал он. – Это ты хорошая.

Смех Ди оборвался всхлипом. Она уткнулась брату в живот, в накрахмаленную рубашку между полами куртки. Ей было восемь лет, и остаток жизни тянулся перед ней, как все трамвайные пути на свете, выстроенные в одну линию. Без Амброуза она останется одна.

– Мне все равно, что в этом глупом мешке, Амброуз. Я никогда на тебя не донесу, только обещай, что ты меня не бросишь.

– Обещаю, – сказал он, в свою очередь мягко обнимая ее, – Если и ты меня не бросишь.

Δ

Мешок они отдали швейцару, открывшему дверь особняка Общества. Потом Амброуз повел Ди на Северный мост и научил играть в «мало-помалу». Игра была простая: бросать камушки в реку, стараясь попасть по плывущему мусору. Когда Ди попала по жестяной банке, Амброуз прикоснулся к козырьку фуражки.

– Три очка юной леди! – провозгласил он.

Ди сделала книксен. Над водой было хорошо, куда приятнее, чем в полузатонувшем квартале Лиса. Солнце отражалось от банки, которая отправилась дальше по Фейр, бултыхаясь в воде.

Наблюдавший за ними уличный мальчишка поправил Амброуза:

– Это пять очков, парень! Не меньше пяти – зацени размер. Это крутое попадание, в такую-то мелочь. Давай не скупись, суди как надо!

У мальчишки было изуродованное ухо – все в шрамах, сжатое в маленький кулачок.

– Ты слышала джентльмена, Ди. Пять очков!

Мальчишка сыграл с ними и попал камнем по проплывавшей барже.

– Это так просто, что у тебя надо отнять одно очко! – весело прокричал матрос с палубы и выставил средний палец, на что оборванец показал ему сразу два средних пальца.

Амброуз объявил его победителем, но тот покачал головой и отказался взять пенни.

– Не, это я ради забавы. Но я продаю устриц. Свежие, чистые. – Он вынул маленький джутовый мешочек и пакет соли.

– Я, конечно, голодный, – сказал Амброуз, – но умирать мне пока рановато.

– Хвалю за осторожность, но это привозные устрицы, не из Фейр. Смотри, какие здоровенные.

Амброуз заглянул в мешочек и потряс раковины.

– Да, крупные, – сказал он и протянул продавцу пенни. Когда Амброуз открыл раковину и посолил устрицу, мальчишка почесал кожу над своим загубленным ухом.

– Ты мне вот что скажи: сдается мне, я тебя у Элджина видел?

Ди хотела тоже попросить устрицу, но тут ноги у нее подогнулись, и всякая мысль о еде пропала.

Будто желая показать, что вопрос не из важных, Амброуз поднес раковину к губам и наклонил, чтобы устрица соскользнула в рот.

– Я был бы хорошим фокусником, если б мог ответить, что тебе «сдается».

– Я не собираюсь учить тебя жизни, – сказал юный торговец устрицами. – Может, это и не ты. Но я бы в жизни не брал мясных обрезков у этого типа, если бы варианты были. То, что он называет свиньей, мы с тобой зовем совсем иначе, если ты понимаешь, о чем я. – Мальчишка дважды дернул за свое изуродованное ухо и добавил совсем тихо, почти не шевеля губами: – Это, слышь, не случайность, что только в его доме во всем Лисе не найдешь ни единой кошки.

Δ

Домой Амброуз шел заметно помрачневший и молчаливый, словно ему не давал покоя разговор на Северном мосту. Занятый своими мыслями, он машинально раскрывал и вновь закручивал мешочек с оставшимися устрицами и дважды предлагал их Ди, забыв, что она уже отказалась.

На следующее утро у него поднялась температура, и он не смог встать с постели. Пришел доктор, объявил, что у Амброуза холера, и приказал кипятить воду, которую пьет семья, пока ее проверяют химики. Подхватить заразу мальчик мог где угодно – выпил грязной воды, которая казалось чистой. В приличных районах, вдали от реки, такого почти не бывает, но проверить нужно.

Амброуз бессвязно бредил, говоря о лунах.

– Солнце останавливается у двери, но луны вдвое ярче,