class="p1">Наконец, Екатерина поняла, что императрица не одобряет ее попыток помогать мужу. Однажды вечером Елизавета вызвала к себе Екатерину для беседы, о которой Екатерина просила ее восемь месяцев назад. Императрица была одна. Сначала они стали говорить о Брокдорфе. Екатерина объяснила детали истории с Элендгеймом и поделилась с императрицей своим мнением по поводу пагубного влияния Брокдорфа на ее мужа. Елизавета слушала, но не комментировала. Затем она попросила рассказать о личной жизни великого князя. Екатерина сообщила обо всем, что ей было известно. Она начала снова говорить о Гольштейне, но Елизавета перебила ее. «Похоже, вы хорошо информированы об этой стране», – сказала она холодно. Екатерина понимала, что ее рассказ произвел негативное впечатление. Она объяснила, что хорошо информирована, поскольку муж поручил ей помогать ему в ведении дел его маленькой страны. Елизавета нахмурилась, но не проронила ни слова, а затем неожиданно велела Екатерине уйти. Великая княгиня не знала, что случится дальше.

В середине лета 1757 года Екатерина старалась придумывать разные способы, как развлечь мужа. Она устраивала вечера в его честь. Для нее в саду Ораниенбаума итальянский архитектор Антонио Ринальди придумал и построил огромную деревянную колесницу, где мог поместиться оркестр из шестидесяти музыкантов и певцов. Екатерина сочиняла поэтически вирши, которые перекладывались на музыку. Вдоль главной аллеи сада она велела установить фонари, а потом завесила эту тропинку огромным занавесом, перед которым установили столы для ужина.

В сумерках Петр и несколько десятков гостей вошли в сад и уселись за столы. После первого блюда занавес, скрывавший освещенную тропинку, поднялся. Издалека появился оркестр, приближавшийся на огромной колеснице, которую тащили двадцать быков, украшенных гирляндами. Танцоры, мужчины и женщины, исполняли танец рядом с двигавшейся повозкой. «Когда колесница остановилась, – вспоминала Екатерина, – то игрою случая луна очутилась как раз над колесницей, что произвело восхитительный эффект и что очень удивило все общество; погода была, кроме того, превосходнейшая. Все выскочили из-за стола, чтобы ближе насладиться красотой симфонии и зрелища. Когда она окончилась, занавес опустили и все снова сели за стол и принялись за второе блюдо. Когда его заканчивали, послышались трубы и литавры и вышел скоморох, выкрикивая: «Милостивые государи и милостивые государыни, заходите, заходите ко мне, вы найдете в моих лавочках даровую лотерею». С двух сторон декорации с занавесом поднялись два маленьких занавеса, и увидели две ярко освещенные лавочки, в одной из которых раздавались бесплатно лотерейные номера для фарфора, находившегося в ней, а в другой – для цветов, лент, вееров, гребенок, кошельков, перчаток, темляков и тому подобных безделок в этом роде. Когда лавки были опустошены, мы пошли есть сладкое, после чего стали танцевать до шести часов утра».

Вечер прошел с триумфом. Петр и его окружение, включая гольштейнцев, хвалили Екатерину. В своих «Мемуарах» она с гордостью рассказывала о своем достижении. «Все были в восхищении, – писала она, – и то и дело хвалили великую княгиню и ее праздник; правда, что я ничего не пожалела».

«Словом, в этот день, – с удовольствием заключила Екатерина, – у меня нашли качества, которых за мною не знали, и я обезоружила своих врагов. Это и было моею целью».

В июне 1757 года новый французский посол, маркиз де Лопиталь прибыл в Санкт-Петербург. В Версале ему сообщили о болезни Елизаветы и о возросшем влиянии Екатерины, и маркизу посоветовали «делать приятное императрице и в то же самое время попытаться проникнуть в молодой двор». Когда де Лопиталь нанес первый официальный визит в Зимний дворец, именно Екатерина приняла его. Вместе со всеми гостями она ждала, пока появится императрица, но в итоге все сели ужинать, а затем начали бал без нее. Это случилось в период белых ночей, и помещение было искусственно затемнено, чтобы гости получили удовольствие от вечера, а для достижения полного эффекта зал освещали сотни свечей. Наконец, в приглушенном свете появилась Елизавета. Она все еще была красива, но распухшие ноги не позволяли ей танцевать. После слов приветствия Елизавета вернулась на галерею, откуда с грустью наблюдала за великолепным балом.

Де Лопиталь стал предпринимать шаги для исполнения своей миссии – укрепить связи Франции и России. И начал с настойчивых попыток добиться отзыва Хэнбери-Уильямса в Англию, а также возвращения Понятовского в Польшу. Он был тепло принят Шуваловыми, но отвергнут молодым двором. Петр не испытывал симпатии к врагу Пруссии, а Екатерина по-прежнему держалась Бестужева, Хэнбери-Уильямса и Понятовского. Не в силах противостоять влиянию этих троих, де Лопиталь сообщил своему правительству, что попытки воздействовать на молодой двор оказались бесполезными. «Великий князь настолько же закоренелый пруссак, насколько великая княгиня – неисправимая англичанка», – сказал он.

Тем не менее французскому послу удалось достигнуть главной цели, он сумел избавиться от своего дипломатического соперника из Англии, Хэнбери-Уильямса. Вместе со своим правительством они убедили Елизавету настоять на отзыве посланника, чей король, как они подчеркивали, был теперь союзником их общего врага – Фридриха Прусского. Елизавета согласилась с этим аргументом, и летом 1757 года короля Георга II проинформировали о том, что присутствие посла в Санкт-Петербурге стало далее нежелательным. Сэр Чарльз был рад отъезду – в последнее время его печень давала о себе знать. Но когда настал момент отъезда, он сделал это с неохотой. В октябре 1757 года он навестил Екатерину в последний раз. «Я люблю вас как отца, – сказала она ему. – Я счастлива, потому что мне удалось добиться вашей привязанности». Его здоровье ухудшалось. После путешествия по штормившему Балтийскому морю он прибыл в Гамбург совершенно изнуренным и поспешил оттуда в Англию, к врачам. Так элегантный, остроумный посол превратился в разбитого недугом калеку и через год свел счеты с жизнью. Король Георг II, возможно, чувствовал себя ответственным за то, что разрушил альянс, над заключением которого работал сэр Чарльз, и приказал похоронить его в Вестминстерском аббатстве.

35

Отступление Апраксина

Заключив альянс с Австрией, Россия формально вступила в войну с Пруссией в сентябре 1756 года, когда Фридрих вторгся в Саксонию. Но к концу весны 1757 года ни один русский солдат так и не выступил в поход. Это была первая война за время правления Елизаветы, а победы ее отца, Петра Великого, одержанные почти за четыре десятилетия до этого, стали уже постепенно стираться в памяти россиян. На армию практически не выделялись деньги, войска были слабо подготовлены и плохо экипированы. Моральный дух невысок, и не только вследствие того, что Елизавета обещала послать армию против Фридриха, который в глазах военных всех возрастов считался лучшим полководцем, но также и потому, что ухудшавшееся здоровье императрицы означало, что российская корона могла вскоре перейти к молодому князю, который был горячим поклонником короля Фридриха Прусского.

В предшествовавшие войне месяцы Бестужев постарался, чтобы между