«2000 ЧЕЛОВЕК ПОГИБЛИ В ЯДЕРНОМ КОШМАРЕ[783]; Советы просят помощи – Атомная станция вышла из-под контроля», – кричали заголовки первой полосы New York Post во вторник, в то же утро, когда сообщение об аварии было скромно упрятано под спортивные новости в Киеве. Лондонская Daily Mail на следующий день вышла с заголовком: «2000 ПОГИБШИХ В АТОМНОМ ФИЛЬМЕ УЖАСОВ».

Тем вечером сенсационное число погибших стало главной новостью на американском телевидении[784]. Источник в Пентагоне сообщил телекомпании NBC, что спутниковые снимки показывают такие разрушения на ЧАЭС, при которых тысячи смертей неизбежны и «две тысячи – это похоже на правду, поскольку на станции работало четыре тысячи человек». Вскоре после этого секретарь Госдепартамента Джордж Шульц получил сообщение разведки, в котором советское заявление всего лишь о двух погибших было названо «нелепым»[785].

Тем временем радиоактивное облако продолжало двигаться на север и распространилось к западу, накрыв всю Скандинавию, – пока погода не стала лучше и заражение не поплыло на юг над Польшей, образовав клин, вонзившийся в Германию[786]. Затем проливные дожди принесли плотную полосу радиации, простершуюся от Чехословакии до юго-востока Франции. Западная Германия и Швеция заявили яростные протесты из-за отказа Москвы своевременно сообщить им об инциденте и затребовали дополнительную информацию, но успеха не добились[787]. Вместо этого работники советских посольств в Бонне и Стокгольме связались с учеными с просьбой о консультациях по тушению ядерных пожаров, в особенности прося подсказок, как потушить горящий графит. Ширящиеся слухи, публичные рассуждения экспертов о расплавлении реактора, а теперь – еще страшнее – о возможности ядерного пожара, который невозможно погасить, распространили панику в Европе.

В Дании аптеки быстро распродали все запасы таблеток йодида калия[788]. Швеция запретила импорт продовольственных товаров из СССР и пяти восточноевропейских стран, радиоактивная частица была по сообщениям обнаружена в грудном молоке кормящей матери, а на телефоны правительственных органов звонили граждане, спрашивавшие, не опасно ли пить воду и вообще выходить на улицу. В коммунистической Польше государственное телевидение уверяло публику, что никакой опасности нет, тем не менее власти распределяли стабильный йод среди детей и ограничили продажу молочных продуктов[789]. В Голландии радиолюбитель сообщал о переговорах на коротких волнах с коллегой из Киева, который сообщил, что в Чернобыле плавятся два реактора, а не один. «Мир не представляет масштабов катастрофы. Помогите нам», – умолял украинец сквозь статические шумы[790].

Советские представители отметали эти истории, но, связанные требованиями секретности, не приводили никаких фактов, опровергающих западную пропаганду[791]. В среду вечером Всемирная служба Московского радио признала, что, в дополнение к двум смертям, в результате инцидента госпитализировано еще 197 человек, но 49 из них уже выписаны после обследования. «Радиационная ситуация, – туманно добавил диктор, – улучшается». Единственная фотография Чернобыльской станции, снятая, как сообщалось, вскоре после взрыва, была показана по телевидению, в доказательство того, что станция не уничтожена. В то же время киевское радио сообщало о намерении бороться с «западными слухами» о тысячах погибших.

Тем временем шеф КГБ Чебриков уведомил партийное начальство, что он сражается с буржуазным заговором у самых его истоков[792]. Он предпринимает «меры для сдерживания деятельности иностранных дипломатов и корреспондентов, ограничения возможности сбора ими информации по аварии на Чернобыльской АЭС и подавления попыток использовать ее для раздувания антисоветской пропагандистской кампании на Западе».

В тот же день в Москве Николас Данилофф обнаружил, что не может передать по телексу сообщения в редакцию в Вашингтоне, и договорился воспользоваться аппаратом в офисе UPI. Уже собираясь выезжать, он выглянул в окно и увидел, как во дворе несколько мужчин вытягивают кабели из открытого люка, явно пытаясь отрезать его от коммуникации с внешним миром[793]. Это не помогло: советские попытки помешать западным репортерам только усилили слухи. К концу недели New York Post сослалась на «неподтвержденные сообщения», что в чернобыльской аварии погибли 15 000 человек, тела которых были захоронены в ядерном могильнике[794].

В штабе правительственной комиссии в Припяти атмосфера становилась все напряженнее. Вечером в воскресенье генерал Антошкин доложил Борису Щербине о ходе бомбардировки реактора. Используя всего три вертолета, вертолетчики смогли к ночи сбросить на 4-й энергоблок 10 т борной кислоты и 80 т песка[795]. Это потребовало героических усилий в ужасных условиях, но Щербину они не впечатлили. Такие цифры были просто смешны перед лицом планетарной катастрофы. «Восемьдесят тонн песка в такой реактор – это как слону дробина!» – сказал он[796]. Надо больше.