Моргот прикинул в уме, сколько у него осталось денег после покупки картины, и решил, что на ресторан хватит, но впритык. И больше ничего после этого не останется, но эту проблему можно будет решить попозже.

- Я могу в любое время. Я закажу столик на восемь вечера, это нормально? Там, где мы с тобой были, помнишь?

- Нет. Не надо столиков, - оборвала она. - Никаких ресторанов. Встретимся в парке напротив моей работы. Я буду свободна в семь часов. Думаю, ты успеешь.

Она так поспешно положила трубку, как будто боялась, что он уговорит ее на ресторан.

- Ну в парке, так в парке, - усмехнулся Моргот самому себе. Может быть, ему повезет, и Стася не станет выяснять с ним отношений? Поговорить она наверняка собирается об акциях: либо узнала что-то новое, либо у нее болит душа за «дядю Лео». Моргот не имел ничего против поговорить об акциях и «дяде Лео», но он склонялся к мысли, что для Стаси это всего лишь повод встретиться и позволить уговорить себя помириться. Уговаривать Моргот не любил, к тому же весь его опыт общения с женщинами убеждал его в том, что подыгрывать им в этом бессмысленно. Если идти у них на поводу, они быстро садятся на шею, а если делать вид, что не понимаешь тонких намеков, вслед за первым шагом они делают второй, и третий, и так до тех пор, пока не наступает примирение.

С этими мыслями Моргот и отправился на встречу со Стасей. Он нарочно опоздал на три минуты: ровно на столько, чтобы не вызвать раздражения, но и не дать понять, что раздавлен чувством вины до чрезмерной пунктуальности.

У входа в парк Стаси не было, и его тщательно рассчитанного опоздания она не оценила. Ему и в голову не пришло, что она может стоять у проходной и ждать его появления: он не верил в ее хитрость, расчет и игру. А между тем, она появилась только через пять минут - Моргот успел почувствовать себя робким любовником, ожидающим «минуты верного свиданья»: на него посматривали прохожие, а он торчал на самом видном месте с сигаретой в зубах и безуспешно изображал, что остановился здесь покурить и подышать свежим воздухом. Роль не убедила в этом его самого.

- Извини, меня немного задержали, - Стася запыхалась, и в первые минуты встречи это уменьшило некоторую принужденность.

Моргот не стал, как обычно, нагибаться и целовать ее, чтобы у нее не появилось повода гордо отстраниться, а, бросив окурок точно в середину урны, направился в глубь парка, предоставив ей возможность идти сзади. И если Стелу подобное поведение привело бы в восторг, то Стасе это наверняка не могло понравиться. Был ли он зол на нее? Только самую малость и за последние пять минут. Но самолюбие настойчиво требовало реабилитации.

Впрочем, далеко он не пошел, дабы не делать жест откровенно оскорбительным, а у ближайшей свободной скамейки обернулся и сделал приглашающий жест, как будто был добрым хозяином, показавшим гостю дорогу к столу. Низкое солнце тонкими лучами пробивало широкую листву входившего в зрелость лета, еще не пыльного, насыщенного зеленой краской и влажной прохладой; красная гравийная дорожка сладко хрумкала под ногами, людей вокруг хватало: с колясками, с собаками, с детьми, да и обычных прохожих, срезающих угол через парк. Скамейка, выбранная Морготом, стояла чуть в стороне от сквозного прохода и в тени, в то время как большинство посетителей парка старались устроиться на солнце, отдающем последнее тепло длинному вечеру.

Стася, оглядевшись по сторонам, села. Как всегда, на край скамейки.

- Я рад тебя видеть, - он присел перед ней на корточки и улыбнулся самой искренней улыбкой, имевшейся у него в запасе. Ответить на эту улыбку недовольной гримасой мог только совершенно бессердечный, лишенный совести человек. Стася имела и совесть, и сердце, ее твердая решимость поколебалась, и она ответила, отведя глаза:

- Моргот, мне искренне жаль, что я не могу продолжать с тобой встречаться. Я действительно хочу поговорить с тобой об очень важном. Для тебя важном. Я не верю, что ты встречаешься со мной по своей воле. Тебя… - она замолчала, подбирая слово, но все же сказала его, - тебя подослали ко мне. Я не сержусь на тебя и не вижу в твоем поступке ничего дурного, поверь. Но не надо больше притворяться.

Моргот изобразил на лице ту неопределенность, которая оставила бы ее предположение предположением.

- Я согласна просто рассказывать тебе о том, что тебя интересует. Так будет проще и тебе, и мне. Так будет гораздо честней, ты не находишь?

- Меня никто к тебе не посылал, - он снова улыбнулся - на этот раз печально и загадочно. Загадочно - исключительно для того, чтобы Стася усомнилась в его словах, но не настолько, чтобы поверить в собственную версию.

Она вздохнула, и глаза ее на несколько секунд стали растерянными.

- И все же я позвала тебя для того, чтобы рассказать, что произошло вчера…

- Хорошо. Я с удовольствием послушаю, что произошло вчера. Ведь если бы ты не хотела мне этого рассказать, мы бы вообще не встретились, я правильно понимаю?

Она не стала отвечать на его вопрос. Моргот приподнялся, чтобы вытащить из кармана сигареты и зажигалку, и тут же снова сел на корточки, глядя на Стасю снизу вверх.

- Ну? - он улыбнулся еще раз, на этот раз ободряюще, и привычным жестом стукнул по дну пачки, выбивая сигарету.

- Что у тебя с глазами? - вдруг спросила она, и Моргот сделал вывод, что ее слова о невозможности дальнейших встреч - только слова.

- Я плохо спал, - ответил он не задумываясь.

- Мне кажется, тебе не очень удобно слушать меня в таком положении…

- Ничего. Я люблю смотреть на собеседника, не выворачивая головы. Удобней всего разговаривать за столиком. Но ты сама выбрала парк.

Стася вздохнула, огляделась по сторонам, выдержала паузу и наконец начала.

- Вчера дядя Лео узнал о том, кто скупает акции завода. Ты оказался прав. Я не хотела подслушивать. Но это произошло вечером, в приемной было очень тихо, а Виталис неплотно прикрыл дверь. Мне надо было уйти, но я не смогла… Я подумала, что мне надо это услышать, чтобы передать тебе.

Моргот кивнул с пониманием. Кто же упустит такой повод для встречи?

- Дядя Лео попросил меня позвонить Виталису на радиотелефон, он не захотел сам говорить с ним по телефону. Но Виталис приехал только в половине седьмого, хотя я звонила ему сразу после обеда. Я тогда еще не знала, зачем дядя Лео его зовет. Если бы я знала… Бедный, бедный дядя Лео! Ты… ты понимаешь, что он пережил за это время?

Моргот обозначил понимание еле заметным кивком.

- Он все спрашивал Виталиса, чего ему не хватает. Денег? Домов? Машин? Бассейнов? Яхт? Виталис смеялся над ним и кивал, повторяя: и домов, и машин, и яхт. Всего не хватает, и всегда будет не хватать. Еще хочется иметь собственный самолет, свою телестудию и много разных полезных вещей, на которые у дяди Лео не хватит даже фантазии, не то что денег.

Моргот не мог не согласиться: богатая фантазия, несомненно, была главным достоинством Кошева-младшего.