Так что вот она – мотивация высшей элиты для проведении массовых репрессий. Обеспечить безопасность для себя.

Кстати, в национальных регионах карательно-полицейские функции со временем оказываются полностью в ведении местных элит. Даже если до этого центральная элита пыталась ставить своих кураторов. А это усугубляет обстановку. Вплоть до усиления репрессий. Ведь местные элиты тоже желают избавиться от своих местных противников. Как минимум от неблагонадежных, с их точки зрения.

Так, уже после завершения периода репрессий в СССР, в национальных республиках продолжался «беспредел» на местном уровне. Кое-где до самого конца СССР. Да и во время самих сталинских репрессий наибольшее количество сфабрикованных обвинений тоже было в национальных регионах. Часто срабатывал принцип «свой-чужой» уже по признакам принадлежности к национальности или даже местному клану. Вплоть до откровенного геноцида. Как вы могли догадаться, опять в отношении русских, по большей части.

Другие революции.

У современных цветных революций наблюдаются аналогичные черты. Почти у всех последним аккордом является активное участие уголовщины и последующая дележка трофеев между участниками. Новая власть изображает, что у нее есть власть, делая вид, что управляет околобандитскими структурами, контролирующими страну. Делает она это, публично одобряя их деятельность. А потом, после нескольких лет вакханалии, революция заканчивается закручиванием гаек для остального общества и избавлением от тех, кто может сместить победителей. В том числе и от бывших уголовников, затесавшихся в ряды элиты (если конечно они не начинают вести себя тихо). Такова плата за социальный лифт для низших слоев!

Но если «революция» является банальным дворцовым переворотом, когда это, максимум, «междусобойчик» между правящей элитой и оппозиционной, как-бы, ничего не происходит. Низшие слои к процессу традиционно не допускают. Соответственно, ушлые ребята от криминала тоже туда пролезть не могут. Понятно, элите посторонние не нужны. Все боевые действия сводятся к перестрелке армии мятежников с армией оставшейся верной власти. Часто обходятся даже без этого. В последствии одна часть элиты уходит (на ступеньку ниже), другая приходит и садится писать конституцию. По такому сценарию прошло множество «революций» (именно в кавычках). К примеру революции 1848-1849 годов в Европе.

Никаких последующих кровавых трагедий в обществе при этом не происходит. Ещё бы, низшие слои остались там, где были. Нет возможности для мести элите со стороны «черни». Все попытки низших слоев расправиться с неугодной элитой пресекаются на корню. А больше трагедии просто некому устраивать. Нет достаточного количества исполнителей. Революция заканчивается тихо и мирно, можно сказать, без эксцессов. Если конечно не считать трагедией, что низшие слои общества остались в том же болоте, что и жили до этого.

В лучшем случае, выгодоприобретателями являются конкретные представители среднего слоя элиты, непосредственно участвовавшие в организации и проведении дворцового переворота. Простой обыватель получает от такой «революции» только декларации свежеиспеченных политиков, призванные оградить «чернь» от выхода на баррикады. Если такие декларации выльются в конституционно закрепленный набор прав и свобод, то это огромное достижение. Но, как правило, этот набор прав и свобод уже и так у граждан присутствует. Просто в силу того, что их декларировала ещё старая власть, идя на уступки для снижения напряженности.

Страшнее революции только период после нее.

Процесс восстановления общества после революций очень небыстрый. Это самое страшное в революции. Страшнее даже, чем ее жертвы. Между революцией и наступлением мирной жизни частенько проходит лет 20-25. Много это или мало? Да, для обычного человека это много. Это треть его жизни. Обыватель, переживший революцию рискует не дожить до «светлого будущего», ею обещанного.

А вот для общества это мало. Общество за этот период едва успевает приспособиться. 25 лет это период смены поколений. Те кто только родился, вырастают приспособленными к новой системе. Для них она оказывается непротиворечивой. Неважно, какой она является по сути. Неважно, угнетает она людей каких-то социальных групп или национальностей, низшие слои держит на уровне выживания или, наоборот, не дает элите получать блага, перераспределяя их низшим слоям. Неважно. Для молодежи, сложившаяся система будет вполне естественным состоянием общества. Пытаться противостоять ей они начнут только, если их условия жизни будут ухудшаться или хотя бы не будет наблюдаться положительной динамики и если будет присутствовать соответствующая пропаганда. Внешняя пропаганда или пропагандой может оказаться недовольство старших, заставших другую систему. Может быть и наоборот: молодежь будет активно пытаться избавиться от тех, кого считает противником своей (!) системы.

Вас еще не обозвали «проклятым совком», не дающим им строить свое Светлое Будущее? Уже звучит: «Когда же вы, проклятые совки, здохните!?»

Борьбой с прошлым молодежь расписывается в собственной неполноценности.

Собственно одна из причин кровавых событий конца 30-х, это то, что в тогдашнем обществе стало меняться поколение. Люди, представлявшие поколение «до революции», были им чужды! Тем более, представляли другой образ мышления и понимания жизни. Но это не главная причина.

Понятно, те, кто представлял при «старом режиме» не низшие слои, были ещё и опасны для нового общества. По-настоящему опасны. Своими обидами и жаждой мести за уничтоженную молодость, а не только брюзжанием «а раньше было лучше» (что характерно для современного поколения за 40).

Люди за 40 – это те, для кого 20 лет – это то что было недавно. Их остается огромное количество. Вот эти люди всегда являются самым опасным врагом революции, а стало быть, новой элиты. Как правило, они в силу мудрости и жизненного опыта перестают ставить свое Эго выше интересов выживания общества вообще и своего потомства в частности. Но при этом они остаются очень не против отомстить тем, кто устроил эти 20 лет хаоса, если представится такая возможность. Дееспособность и рассудок они ещё не потеряли.

Тридцатилетние гибнут, делая революцию. Пятидесятилетние гибнут, защищая общество от очередной революции. Утрировано конечно. Но водораздел между поколениями проходит где-то так. Фактически жизнь общества держится на сорокалетних. Впрочем, это фактор, который в любом случае очень важен, но его невозможно учитывать.

Именно поэтому 20 лет – это пограничный период для общества, когда в нем иногда происходят перевороты контрреволюционного характера или просто тихий дрейф общества в сторону какой-нибудь «реставрации». Как следствие, 20-25 лет – это срок, через который элита вдруг начинает неуклюжие (или активные) очередные репрессии против своих политических соперников. А заодно и просто граждан, полагая, что они могут быть опасными из-за своих высказываний «а вот раньше было лучше». Поскольку «а вот раньше было лучше» срабатывает как пропаганда для молодежи, вызывая уже у нее обострение желания бороться с несправедливостью.

Год 1937-й для тогдашней элиты как