– Козёл! Ну и достал ты меня, скотина! – И… размахнулся для ответного удара. Я успел вскочить на ноги и поставить блок. Удар не прошел, но я поскользнулся и упал в воду. Меня опять понесло вниз по течению, ударяя о встречные камни и скалистые выступы. Сил сопротивляться стихии почти не осталось.

Я попрощался с белым светом.

И тут заметил, что Никитин бежит за мной по берегу, перескакивая с камня на камень. Рискуя свалиться в воду, он с трудом балансировал на мокрой поверхности и протягивал мне руку.

– Держись! Держись, гад ты…… – Далее последовала темпераментная тирада на каком-то непонятном, эмоционально-жгучем наречии, смеси цыганского и испанского. От удивления я камнем ушёл под воду, но из последних сил вынырнул и крикнул:

– Ты кто?!

– Резидент чукотской разведки, мать твою! Давай руку, а то много интересного не узнаешь!

– Сам выплыву!

– Ну плыви, плыви, плывун… Ножки-то судорогой не скрутило?

– Не твоё дело!

– Давай руку!

– Хрен тебе, а не руку!

– Нет, давай руку, а остальные подробности оставь при себе! Хватайся быстрей, или ты разобьёшься!

Впереди река сильно сужалась, меня несло на скалу.

Я молчал и пытался плыть.

– Если ты не выплывешь, я женюсь на Беде! – пригрозил Дэн.

– Не женишься. Я убью тебя!

– Сначала выплыви, придурок!

– На каком языке ты болтал?

– Говорю же тебе, цепляйся за меня, а то разобьёшься, утонешь и ничего не узнаешь!

Каменная ловушка приближалась с каждой секундой. Дэн начал отставать, он устал, запыхался, и сил прыгать с камня на камень у него оставалось всё меньше.

Я решил, что хватит валять дурака, зацепился за какой-то камень и протянул Никитину руку.

– Хороший мальчик! – Он перехватил меня за подмышки, потом за ремень, и вытащил на берег. – Драться больше не будешь?

– Буду, – признался я, чувствуя, что меня колотит озноб, что зуб на зуб не попадает, что нестерпимо болят рёбра, руки, ноги и голова, и что снова хочется потерять сознание. – Я всегда тебя буду бить, уж извини! Рефлекс у меня такой… На каком языке ты говорил?! Отвечай, а то опять нырну в реку…

– У меня дедушка серб, бабушка серб, папа серб и мама… не то, чтобы русская.

– Значит, на сербском.

– Вроде того.

– Тогда откуда же у тебя при такой сербской родне такая русская рожа, имя и фамилия?!

– Глеб, нам нужно выбираться отсюда. Ведь неизвестно, что там наверху творится!!

Он был опять прав, и это меня взбесило. Меня всё в нём бесило, даже его сербские родственники.

А ведь теперь я обязан ему жизнью…

– Ну ничего, я тебя потом ещё допрошу, с пристрастием! – пообещал я и попытался встать на ноги. Голова закружилась, пейзаж, которым мечтают полюбоваться миллионы туристов, поплыл перед глазами.

– Допросишь, допросишь, – проворчал Дэн, взвалил меня на плечо, оттащил в кусты и куда-то ушёл. Он что-то сказал перед уходом, но я не понял, что – сознание тухло, словно пламя на сквозняке, и остатки его подкидывали только одну дельную мысль: Никитин тоже совсем не тот, за кого себя выдаёт.

Дэн ушёл, а я… по-моему, просто заснул, потому что мне приснился замечательный сон: Элка сидит на зелёной полянке и терзает ромашку – «любит-не любит». Я кричу ей: «Люблю!», на глупый цветок заканчивается на лепестке «не любит».

Очнулся я от того, что кто-то хлестал меня по щекам.

– А-а, серб… – простонал я, увидев над собой лицо Дэна. – Так почему у тебя фамилия без национального колорита?

– Здорово ты башкой буцкнулся. Тошнит?

– Я когда тебя вижу, меня всегда тошнит.

– Давай-ка, я тебя на лошадь подсажу.

– Ты вместе с лошадью с горы прыгнул?

– Нет, я нашёл пастуха, который согласился вывести нас на трассу. Он знает тут все тропинки.

Приподняв голову, я увидел, что возле кустов стоит пегая кобыла и меланхолически щиплет траву. Неподалёку, на белом коне гарцевал алтаец. Он то и дело взмахивал кнутом и гортанно вскрикивал: «Н-но!» Позади пастуха маячило штук восемь жирных коров. Мне захотелось опять уснуть, опять увидеть полянку, а на полянке Беду с бессовестно врущей ромашкой, но Никитин с пастухом взвалили меня поперёк кобылы и привязали к крупу верёвкой, чтобы я не упал.

От кобылы пахло табаком, навозом и розами. От такого странного сочетания голова опять закружилась.

– Н-но! – на манер алтайского пастуха крикнул я из последних сил и зачем-то ударил кобылу по тощему боку рукой. Кобыла вздрогнула и понесла.

– Идиот! – закричал сзади Никитин. – Стой!! Тпр-рру!! Тпр-рру!!

Он что-то ещё орал, но мне было уже всё равно, потому что сознание затуманилось, и я провалился в кромешную темноту, где не было ни полянки, ни вруньи-ромашки, ни Элки, ни серба Никитина.

Когда Дэн сиганул с обрыва в речку за Бизей, я поняла: всё будет хорошо.

Они не могут погибнуть. Они для этого слишком молоды, безрассудны, бесстрашны, слишком много и надолго запрограммировано в них положительных эмоций и поступков. Они не могут погибнуть.

Единственное, что успел сделать Никитин перед тем, как прыгнуть в воду – сбросить свой многокарманный жилет. Это было разумно, так как карманы были забиты всякой ерундой, и такая тяжесть потянула бы Дэна ко дну.

Я даже не стала кричать, когда Глеб вывалился из автобуса, а Дэн, не раздумывая, прыгнул за ним.

К чему? Всё равно всё закончится хорошо. Уж не знаю, как для бельгийцев, а для нас – точно.

Потому что иначе не может быть.

Потому что – это закон моего жанра, и я выбираю только сюжеты с хорошим концом.

Адабас, когда всё это произошло, ударил в бубен и закружился волчком в ритуальном танце. Он что-то шептал, обращаясь к небу, к горам, к ветру, к лесу, к солнцу, к дороге. Он мелко трясся всем телом и бормотал такие отчаянные заклинания, что все духи Алтая, даже самые злые, должны были встать на нашу защиту.

– Ещё двое пропали! Сгинули! – простонал Ильич. Он закрыл лицо руками и затрясся, очевидно, в рыданиях. – Глеб! Глеб! Ну говорил же я, что бежать надо!! Мы все погибнем!

– Не каркай! – рявкнул Сазон, склонившись над пропастью. – Подумаешь, навернулся человек с горки в речку, что тут такого?! Тут высота-то – тьфу! – третий этаж! Я в молодости на асфальт с такой высоты прыгал, только пятки отбивал! Да и этот… джигит – парень не промах! Поможет моему сынке выбраться. Молодец, пацан! Орден ему выдам!

– Их несёт вниз! О, кажется, они выбрались на камень! – комментировал Герман, свесившись с обрыва и приложив козырьком руку к глазам. – Ой, они что, дерутся?!