Теотониу сразу прикинулся более дряхлым, чем был на самом деле, и ответил покорно и испуганно:

— Я? Я убил твоего брата?! Выброси это из головы. Мне уже скоро являться на суд божий, как же я мог убить себе подобного?!

Модешто насупился и медленно-медленно стал приближаться к Теотониу. Потом, положив правую руку на карабин, он схватил его левой за горло.

— Повтори еще раз, негодяй!

— Я уже сказал.

— Это вранье.

Штукатуры, работавшие в доме, и жены, которые принесли им обед, со всех ног бросились к Теотониу и Модешто и растащили их. Модешто убрался обозленный и пристыженный.

Однако слух о том, что Ловадеуши убили Бруно и спрятали его труп, упорно распространялся. Говорили о драке, которая когда-то была между Жаиме и Бруно, о грязном хвастовстве последнего и о том, что старик, по словам д-ра Лабао, крикнул на суде в Порто: «Ну, собака, ты мне еще заплатишь!»

В присутствии двух жандармов группа мужчин, выделенная лесничеством, перекопала всю землю на новом винограднике у Рошамбаны. Ничего там не найдя вопреки ожиданиям многих, стали копать участок, потом в доме подняли пол. На склонах поиски тоже продолжались. Копали всюду, и все безрезультатно, однако власти не теряли надежды. В деревнях расклеили объявления, а в газетах было опубликовано следующее:

Таинственное исчезновение охранника в лесной зоне Серра-Мильафриша.

Исчез охранник лесничества Бруно Барнабе. Некоторые высказывают предположение, что его убили и спрятали в труднодоступном месте; считают также, что он стал жертвой чьей-то мести или мести со стороны населения. Эту версию подтверждают тем, что убитый был человек заносчивый, злой, вероломный, способный на любую подлость, клеветник и, следовательно, имел основания бояться за свою жизнь. Недавно в суде города Порто он давал показания против жителей Серра-Мильафриша во время нашумевшего процесса, и крестьяне поклялись прикончить его. А как можно избежать мести, которая с незапамятных времен является в этих местах неумолимым судьей? Каждая тропа, каждая щель в горах тщательно осмотрены, но Барнабе нигде не обнаружен. Деревенские гадалки, к которым обращались родственники, говорят, что он жив и здоров, что иногда они слышат его шаги, другие — что он мертв и уже предстал перед господом. Столь таинственное происшествие поистине достойно пера Понсон дю Террайля!

Однажды утром арестовали обоих Ловадеушей. Подозрение пало на Жаиме, но он сумел выставить свидетелей, которые подтвердили его алиби: вечером в субботу он ужинал в Аркабузаише, там его видели соседи; потом играл в «веревочку» в трактире Накомбы, партнеры подтвердили это; потом до полуночи был на вечеринке, и это подтвердили свидетели. Затем он отправился спать и встал в 7 часов, когда зазвонили к мессе, в церкви его тоже многие видели. Воскресенье Жаиме провел в деревне; сидел в таверне, гулял по площади, слушал оркестр, плясал.

Сержант посмотрел на администратора[26] и на д-ра Лабао, который присутствовал при допросе.

— Хорошо, допустим, не ты убил Бруно, но ты знаешь, кто это сделал. Признавайся!

— Мне не в чем признаваться, я ничего не знаю.

— Смотри мне в глаза.

Парень не моргая уставился на сержанта.

— Я уверен в том, что ты знаешь, что стало с Бруно, так же хорошо, как я знаю, что меня зовут Педро. Я вижу это по твоим глазам, ты меня не обманешь.

Сержант схватил плетку и подошел к парню; насилие и пытки — обычное дело при дознаниях, проводимых следственными органами.

— Сознаешься?

— Мне не в чем сознаваться.

Сержант хлестнул Жаиме по спине.

— Сознаешься?

— Мне не в чем сознаваться…

Сержант еще несколько раз хлестнул парня. Плеть со свистом врезалась ему в лицо, оставив широкий рубец. Узаконенное избиение могло бы продолжаться, но Лабао остановил занесенную руку.

— Хватит! Довольно с него. Он действительно не знает.

Тогда взялись за старика. Смиренным, тихим голосом Теотониу заявил, что не способен причинить зло ближнему своему и тем более убить. Да, у него была большая обида на Бруно, и в Порто он действительно не сдержал своего гнева, когда услышал, что этот злодей возводит поклеп на Мануэла, толкая его в тюрьму. Но посягать на жизнь человека он никогда не стал бы! Бог дает человеку жизнь, бог ее и берет. А убить — это все равно, что обокрасть господа.

Медоточивые речи старика, видно, не убедили следователей, ибо они подвергли его строгому и каверзному допросу, который вел д-р Лабао, мастер в таких делах. Убедившись, что и эта попытка не увенчалась успехом, администратор дал знак сержанту Педро, официальному палачу в Буса-до-Рей. Сержант взял плетку и подошел к Ловадеушу.

— Значит, не знаете, что стало с Бруно Барнабе?

— Не знаю, сеньор.

— Нет, знаете, знаете и скажете…

Сержант хлестнул старика и занес руку для второго удара, но Теотониу бросился на него, словно раненый тигр. В мгновение ока он повалил сержанта на пол, коленом уперся ему в грудь, рукой схватил за горло и задушил бы, если бы его не оттащили. Однако и оттащили его с трудом: колотили кулаками по спине, били ногами, прикладом — только так удалось заставить старика отпустить жертву. Сержант лежал без сознания, тяжело дыша, челюсть его была свернута на сторону. У старика же все лицо было в крови, одежда разорвана в клочья.

— Черт возьми, да это просто дикий зверь! Посадите его в «крысиный дом».

— Можете сажать, но я с вами все равно посчитаюсь, — прохрипел старик, злобно сверкая глазами.

Д-р Лабао испугался: ведь для такого скота, как он, страх был основным законом жизни.

— Отправьте этих дикарей в аптеку и гоните их вон, — распорядился он. — Не так ли, сеньор администратор?

Жители городка возмутились, увидев, что оба горца вышли из полицейского управления избитые, оборванные и окровавленные. Сразу собрался народ, глухой ропот пробежал по толпе.

— Долой доктора Лабао! Подлый убийца!

— Долой администратора! Долой!

Д-р Лабао, видя, как растет толпа и ее возмущение, приказал поставить у ворот муниципалитета часового и вызвал автомашину отвезти обоих Ловадеушей в Аркабузаиш. А сам вместе с председателем Лиги и администратором скрылся черным ходом, который вел на ярмарку.

Неизвестно, откуда возник и пополз слух: Бруно Барнабе ушел с цыганским табором в Транкозо. Какая-то цыганка опоила его зельем, и он в нее влюбился. Гулена был, вот и получил по заслугам, теперь спета его песенка. А бедняги Ловадеуши, с них едва шкуру заживо не содрали в магистратуре! Проклятые! Слухам верили все больше и больше, и теперь никто не пытался разобраться в таинственном происшествии. Негодяй и соблазнитель Бруно Барнабе