Эльза отмахнулась.

– Ладно, ладно. Вот еще статейка. Ну-ну. «Вернер фон Браун: от „Фау-два“ к мечте о космической ракете»[75].

Я отбарабанил текст слово в слово, лишь изредка выпуская строчку, а то и абзац.

– «В результате наступления Советской армии весной тысяча девятьсот сорок пятого года Вернер фон Браун со своими соратниками-учеными, спасаясь бегством, сдался войскам США. Его брат и коллега, также инженер-ракетостроитель, выкрикнул, обращаясь к американцу-рядовому: „Хелло! Я – Магнус фон Браун! Мой брат – изобретатель „Фау-два“!“ Двадцатого июня тысяча девятьсот сорок пятого года госсекретарь США одобрил перемещение фон Брауна и других специалистов в Соединенные Штаты согласно плану операции „Скрепка“, направленной на трудоустройство германских ученых, прежде считавшихся военными преступниками[76] или лицами, представляющими угрозу национальной безопасности».

Я встал и, прихрамывая, прошелся по комнате – как бы загадал шараду.

– Представляешь, говорят, что в космосе не действует сила притяжения.

Эльза рассмеялась и бросила в меня подушкой, чтобы я умолк.

– Вообрази, как мы бы с тобой там отплясывали! В кои-то веки я бы не отдавил тебе ноги. – С женскими ужимками я протанцевал по ее матрасу, отчего она совсем развеселилась. – Если тебя не устраивают наши жилищные условия, представь себе жизнь в космосе… Там каждую мелочь нужно прибивать гвоздями, даже твое мыло. Вода из душа течет не вниз, а вверх, так что готовься: до нее надо еще доплыть. Если при расчесывании лишишься пары волосков, запрокинь голову и увидишь на потолке целое гнездо – этакую подкладку зонта!

Эльза уже держалась за бока. Я воодушевился, ткнул пальцем в следующий заголовок и сделал вид, что читаю:

– «„Мужчина прячет женщину“. Жил когда-то в Австрии некий мужчина, который полюбил жившую в Австрии женщину, да так сильно, что решил спрятать ее от мира или мир – от нее. При этом он рисковал своей жизнью…»

Эльза схватила вторую подушку, но за хорошей игрой во взгляде мелькнула угрожающая искра.

– «…Однако не в том смысле, как ей думалось. В действительности Австрия оказалась в руках победителей… на… четыре года… А расколотым надвое городом стал Берлин».

У меня перехватило дыхание, а сердце отплясывало знакомый вальс в три па, все быстрее и быстрее, круг за кругом. Я вздернул брови в комичной гримасе и заявил:

– Здесь так написано.

Но шутка не удалась, хотя я давился и гнусавил, как старательный, но бездарный клоун, знающий, что публика не хуже его самого видит отсутствие таланта.

Рука Эльзы зависла в воздухе и выронила подушку… от последнего судорожного смешка повеяло горестным облегчением или, быть может, переспелым обманом. Она долго разглядывала меня с сожалением и глубокой озабоченностью во взгляде, как будто впервые задумалась не о своей судьбе, а о моей.

Назавтра был понедельник, и мимо меня по конвейеру со стуком плыли розовые пирожные, каждые десять секунд ударявшие мне в нос приторным химическим запахом. Одинаково розовые кондитерские изделия давно примелькались: что ни день они тысячами проплывали мимо и сливались воедино – чтобы различить два соседних, требовалась недюжинная концентрация внимания. По правде говоря, стоило мне задуматься, как я пропускал целые партии, даже не глядя в их сторону; а в тот день мне было о чем подумать. Пирожные, расплывчатые розовые пятна, ехали дальше, провожаемые этим «бум-тук-тук» и следующей партией расплывчатых розовых пятен. Тут как по волшебству у меня созрело решение. Я молча повесил на крючок свой белый халат и шапочку. Как поначалу никто со мной не поздоровался, так никто и не кивнул на прощанье.

Я ликовал. После большого числа неверных решений я принял одно правильное. Увезти Эльзу за тысячи километров, на экзотический остров. Квартиру продать и вырученные деньги забрать с собой на обустройство – наш остров скоро будет стоить в десять раз дороже необработанного клочка земли. Вот это будет жизнь! Мне никогда в жизни не придется больше ишачить. Для нас будет светить солнце, искриться океан; прохладные пальмы будут запрокидывать свои лохматые головы. Эльза будет счастлива, когда я опишу ей такие перспективы, а еще больше – когда зароется ногами в настоящий теплый песок. Эта новая жизнь вдохнет в нас вторую молодость. В мире оставалось много подобных мест: какое же из них предназначалось для нас? У меня не было родни, способной привязать меня к месту, не было корней, способных удержать меня на родной земле. Как же я не обдумал такую возможность раньше?

Я взялся листать каталоги в бюро путешествий, но выбор оказался слишком велик, а мир слишком обширен. Взять хотя бы Полинезийские острова – одни названия чего стоили: Руруту, Апатаки, Такапото; Макемото; Карибский архипелаг, Барбадос, Гренада… Бирюзовые дали не требовали гадать, где кончается море и начинается небо, где кончается прошлое и начинается будущее: и то и другое вдруг становилось непрочным, как картон.

Впрочем, эти идиллические картинки отстояли далеко от реальности: как я выяснил, каждый остров или архипелаг представлял собой отдельное государство. Которое ждет нас к себе? Которое лучше всех оценит мои возможности? Турагент, предоставивший мне расписания авиарейсов и прейскуранты, был бы только рад приобрести для меня билеты, но не смог ответить на мои многочисленные вопросы, хотя и составил для меня подробные списки посольств и консульств.

Мои мечты разбил сотрудник консульства Доминиканской Республики, который сказал, что для въезда в его страну потребуются два действующих паспорта: для меня и для моей спутницы. То же повторяли мне и в других консульствах. Паспорт Эльзы, даже если бы я сумел его отыскать, был давно просрочен. Она фотографировалась для него совсем юной, а кроме того, на обложке стояла желтая звезда. Надумай я его поменять, не привлечет ли она излишнее внимание?