Здесь больше внешних проявлений веры, чем я видел в любом другом месте. То, что здесь теряется, – я говорю о деньгах или о чем-то другом, достойном не только не быть выставленным напоказ, но и быть скрытым для людей этого ремесла, – тот, кто их находит, выставляет находку в некоем людном и назначенном для этого месте; а тот, кто хочет их взять, берет, не зная, откуда они. Когда я там был, многие такие вещи – четки, платки, кошельки без какой-либо метки владельца – доставались первому, кто заявлял на них права. Из того, что вы купили для Церкви и хотите там оставить, никакой ремесленник ничего не возьмет за свою работу, они говорят, это ради того, чтобы получить свою долю благодати: вы платите только за серебро или за дерево, остальное – прямое пожертвование и щедрый дар, хотя они и в самом деле от этого отказываются. Люди Церкви необычайно услужливы, насколько вообще возможно, во всем: насчет исповеди, причастия и любого другого – и ничего ни за что не берут. Обычно вы даете деньги тому из них, кому хотите, чтобы он раздал их беднякам от вашего имени, когда вы уедете. Когда я был в том святилище, туда пришел некий человек и вручил первому попавшемуся священнику серебряный кубок, говоря, что сделал его по обету за двенадцать экю; но поскольку кубок не стоил этих денег, он вскоре доплатил недостающее сказанному священнику, который стал рядиться с ним, утверждая, что с него совершенно точно причитается еще доплата, необходимая для совершенного и добросовестного исполнения его обещания. А когда это было исполнено, он впустил того человека в святилище, чтобы тот мог самолично поднести эту чашу Богоматери и сотворить краткую молитву, а деньги бросил в общий котел. Такие примеры они тут видят каждый день и уже стали к этому довольно безразличны. Едва получают то, что дается желающими; по крайней мере, когда от тебя что-то принимают – это милость.

Я там оставался понедельник, вторник и утро среды; после мессы мы оттуда уехали. Но хочу сказать пару слов о том, чему был свидетелем в этом месте, где мне очень понравилось. В то же самое время там оказался Мишель Марто, сеньор де ла Шапель, парижанин, очень богатый молодой человек с большой свитой. И вот он и кое-кто из его сопровождения рассказали мне весьма необычную и прелюбопытную историю об исцелении его ноги, которое, по их словам, как раз тут и произошло; невозможно ни лучше, ни точнее передать впечатление от этого чуда[583]. Ни одному хирургу Парижа и Италии не удалось ему помочь. Он потратил больше трех тысяч экю, но все было бесполезно: его колено опухло и очень болело, прошло больше трех лет, а боль становилась все сильнее, оно покраснело и так воспалилось и раздулось, что его стало лихорадить; и в это самое время, когда он уже забросил все прочие снадобья и лекарства, он проспал несколько дней, и вдруг ему приснилось, будто он выздоровел, это было будто вспышка; он просыпается, кричит, что выздоровел, зовет своих людей, встает, прохаживается, чего никогда не делал во время своей болезни; опухоль на его колене спала, кожа вокруг него была увядшей и словно омертвевшей, но ему с тех пор становилось все лучше и лучше без какого-либо лечения. И вот, полностью выздоровев, он вернулся в Лорето, поскольку это с ним случилось как раз во время другой его поездки – он исцелился, будучи в Риме вместе с нами, месяцем или двумя ранее. Слыша это из его уст и от всех его людей, можно быть уверенным только в этом.

О чуде перенесения этого домика, который они считают именно тем, где в Назарете родился Иисус Христос, и о его первоначальной переноске в Склавонию, потом ближе к здешним местам и наконец сюда, [начертано] по-итальянски, по-склавонски, по-французски, по-немецки, по-испански и прикреплено к большим мраморным скрижалям на церковных колоннах. В хоре висит эмблема наших королей, а вовсе не герб какого-то чужого государя. Они говорят, что здесь часто видят склавонов, которые прибывают большими ватагами почтить святыню, с криками, как только завидят издали церковь, снаружи, еще с моря, а потом, уже на месте, сетуя и давая обещания Богоматери, чтобы она к ним вернулась, и горько сожалея о законе, что дал этому чуду случай покинуть их.

Я узнал, что из Лорето можно добраться вдоль берега за каких-то восемь деньков до Неаполя – поездка, которую я хочу совершить. Надо проехать Пескару, и cita Кьете[584], откуда в Неаполь каждое воскресенье ездит procaccio[585].

Я многим священникам давал деньги; они по большей части упрямо отказывались, а если кто и соглашался, то с величайшими трудностями на свете.

Они держат и хранят свое зерно в подвалах, под улицей.

Я преподнес свой дар по обету 25 апреля. Добраться из Рима до Лорето, проведя в пути четыре с половиной дня, обошлось мне в шесть экю в монете, из которых пятьдесят солей ушло на стойло для лошади, и тот, у кого мы нанимали лошадей, кормил и их, и нас. Это не самая удачная сделка, тем более что они еще и торопят вас, стараясь сократить дни пути вместе со своими расходами, и обслуживают как можно скареднее.

26-го [апреля] я поехал посмотреть гавань в трех милях отсюда; она красива, и там имеется форт, который относится к коммуне Реканати[586].

Дон Лука-Джованни, benefìciale, и Джованни-Грегорио да Калли, custode de la Secrestia[587], сообщили мне свои имена, чтобы я написал им, если у меня будет к ним дело ради меня самого или кого-то другого; они были со мной очень любезны. В ведении первого находится та самая маленькая часовня, и он не захотел ничего принять от меня. Я им обоим обязан за их содействие и любезные слова.

В ту среду после обеда я проследовал через плодородную открытую местность смешанного вида и приехал к ужину в Анкону.

АНКОНА, пятнадцать миль. Это главный город Марки, которая по-латыни называлась Picoenum. Он довольно плотно населен, в основном греками, турками и склавонами, весьма торговый, хорошо построенный, и вблизи от него в море вдаются два больших холма, на одном из которых расположен большой форт, через который мы приехали. На другом, который довольно близок к нему, имеется церковь[588]; а между двумя холмами и на их склонах как с одной, так и с другой стороны располагается этот город, но главная его часть лежит в лощине и вдоль моря, где имеется очень красивая гавань и видна еще бóльшая арка в честь императора Траяна, его жены и его сестры[589]. Говорят, что отсюда часто, каждые восемь, десять или двенадцать часов, отплывают в Склавонию. Думаю, что за шесть экю или чуть больше тут возможно найти судно, которое могло бы доставить меня в Венецию. Я дал бы тридцать три полупистоля, чтобы нанять восемь лошадей до Лукки, которая находится примерно в восьми днях пути. Должен ли возчик кормить лошадей и в том случае, если я пробуду там дольше, чем восемь дней (дня на четыре или на пять), и сохраню ли я за собой лошадей, не платя лишних издержек на них и на конюхов?