Рота вливалась в особняк мощным потоком и попадающихся навстречу независимо от сословия и звания ставили лицом к стене, руки за голову. Мало, что ли, фильмов я видел? Пришел срок использовать и эти знания. Комнаты проверяются, оттуда выволакивают людей и ставят по соседству с уже задержанными. Иные в полуголом виде, включая женщин. Почти уверен, попутно нижние чины не забывают прихватить вещички поценнее и не особо большие. Нормально. На всякие мелочи пока не имеет смысла обращать внимание.

На втором этаже невысокий парень в мундире преображенца делает выпад шпагой, пытаясь не подпустить к себе нижних чинов. Кого-то даже зацепил. Его насаживают на штыки моментально. Приказ был четкий. Сопротивляющихся валить без разговоров. Крик бьет по ушам, но быстро замолкает. Железо в животе вещь неприятная, но когда за дело берутся чуть ли не взводом, дырок не меньше, чем в дуршлаге, и особо не подергаешься.

— Вы ответите за это! — кричит возмущенный голос под дружный визг стайки девиц. Парочку я даже неплохо знаю.

— Ах ты, изменник, — почти радостно говорит мордатый солдат и лупит излишне говорливого между лопаток прикладом.

Тот летит носом под ноги. Молча переступаю и иду дальше. Разбираться, кто есть кто и в степени вины, задача Тайной канцелярии и лично ее главы Ушакова. Если под раздачу угодили случайные люди, что бывает, отпустят.

У позолоченных дверей с изумительной резьбой, загораживая вход, застыла мощная фигура Разумовского со шпагой. В его ручищах она смотрелась тонким прутиком. Откуда взял, тоже интересно. Сроду такой ерундой не заморачивался. Наверняка и драться не умеет, про фехтование понятие отсутствует, и примется махать на манер оглобли. Прямой путь на тот свет.

— Отойди, Алексей, — говорю миролюбиво. — Бесполезно.

— Что происходит?

— Государственная измена, подготовка вооруженного мятежа, призвание иностранных войск, нарушение клятвы верности: крест целовала и прочее, прочее. Достаточно?

— Лизка?

— Ой, да не изображай невинность. Не мог хоть что-то не слышать.

— Да мало ли что глупая баба говорит!

— Она еще и делала.

— Стрелять? — спросили у меня из-за спины деловито.

Не глядя отвожу ствол пистолета Рихтера рукой в сторону. Он явно мечтает о повышении в чине и готов стараться. Причем чисто по-немецки. Будет приказ — грохнет. Нет — пусть живет.

— Ничего против тебя не имею.

И действительно, жалко Разумовского. Не часто встречались, но достаточно изучил. Приятный человек без особых запросов и в политику не лез. Ему и так неплохо было. Вкусно кормили, обильно поили и все прочее в полном объеме, включая женские прелести, предоставляли. Зачем трудиться и напрягаться? Он не рвался к должностям и званиям, его не сжигала жажда деятельности, сладости власти он предпочитал покой и волю.

И ведь мозги имел приличные, а устремлений никаких. С ним хорошо было посидеть, выпить и песни задушевные послушать. После придворных, постоянно готовых стучать о любой оплошности и ждущих от тебя гадости, а значит, норовящих подстроить ее сами заранее, отличный отдых общение с ним. Был.

— Сейчас не за бабу спор, приказ царский. Если понадобится, через труп переступлю. Считаю до трех, затем разрешу палить.

— Ладно, — швыряя шпагу мне под ноги, устало сказал Разумовский. — Твоя взяла.

— Постараюсь сделать для тебя облегчение участи…

— Не для меня, для нее!

Елизавета Петровна, о которой так трогательно заботился Алексей, ждала меня при полном параде. Забавно, но новые веяния в моде она с удовольствием примерила на себя. Длинное шелковое платье с оборками на подоле, без всяких признаков корсета, с зауженной талией и впечатляющим вырезом, открывающим груди. Наверняка лифчик присутствует, уж больно они неестественно поднятыми смотрятся. Вряд ли ее прелести изменились в лучшую сторону за прошедшие годы.

По мне, жутко напоминает платья из фильмов про канун Первой мировой войны. И ведь я ей точно ничего такого не рисовал. Вкус имеется.

В целом очень приятная картинка. Не зря ее называли одной из первейших русских красавиц. С худыми манекенщицами из двадцать первого века ничего общего. Что называется, в теле, но без излишеств. Говорят, и мамаша ее была похожей комплекции. Где-нибудь в виде крестьянки на поле была бы на своем месте и пользовалась у мужиков повышенным спросом еще долгие годы.

— Чем обязана столь странному визиту? — осведомилась возмущенным тоном.

Что-что, а самообладание на высоком уровне.

— Все подданные, в том числе и цесаревна Елизавета, — отвечаю скучным голосом, — присягали на кресте и Евангелии в верности Анне Карловне как правительнице Империи Российской. Нарушение обязательства есть государственная измена и карается по всей строгости.

— И что же я совершила?

— Шведский посол Нолькен в обмен на обещание согласиться на «все меры, которые его величество и королевство Шведское сочтут уместным принять для этой цели» обещал помочь деньгами, нужными для организации мятежа в столице. Фредерик I начинает войну против России, его войско наступает на Петербург и тем самым облегчает переворот в твою пользу.

— У нас в России, — с отчетливым ударением и ясно слышимым гневом восклицает, — не принято обвинять без наличия доказательств.

— А за тем дело не станет. Доподлинно известно: камер-юнкер служил посланником, дав понять, что принцесса, возвращаясь сегодня в Петербург около восьми часов, будет приятно удивлена, если представится случай встретить ее по дороге. Лестока неоднократно приглашали в дом к послу шведскому, и он носил письма. Еще были десять тысяч рублей, переданные через посредника на подкуп гвардейцев. Когда их вздернут на дыбу, думаешь, запираться станут? Тем более Нолькен имел дурь отписать домой помимо всего хода ваших бесед резюме: Елизавета обещала «не только отблагодарить короля и королевство Шведское за все издержки этого предприятия».

Сидит, слушает с нахмуренным лбом. Интересно, что предъявить смогу.

— А еще специально написанный для распространения в России манифест шведского командующего провозглашает… — Извлекаю выписанное на бумажку из расшифровки. — «Я, Карл Емилий Левенгаупт, граф, объявляю всем и каждому сословию достохвальной русской нации, что королевская шведская армия вступила в русские пределы не для чего иного, как для получения, при помощи Всевышнего, удовлетворения шведской короны за многочисленные неправды, ей причиненные иностранными министрами, которые господствовали над Россиею в прежние годы, также потребную для шведов безопасность на будущее время, а вместе с тем чтобы освободить русский народ от несносного ига и жестокостей, с которыми означенные министры для собственных своих видов притесняли с давнего времени русских подданных, чрез что многие потеряли собственность или лишались жизни от жестоких уголовных наказаний… избавить достохвальную русскую нацию для ее же собственной безопасности от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании».