Анализируя сохранившиеся данные, связанные с религиозными представлениями древнемексиканских народов о посмертном воздаянии, следует обратить внимание на то, что наряду с этим существовали и представления о перевоплощении или переселении души, хотя и понимаемые весьма специфически.

Так, у ацтеков души воинов, сопровождавших Солнце, по прошествии четырех лет, освобождая место душам вновь погибших воинов, превращались в колибри — маленьких птичек с пышным, богато окрашенным опереньем. Они кормились, извлекая нектар из цветов, растущих в божественном саду на небесах и на земле. Души перевоплощались также и в орлов. В том числе и по этой причине колибри и орлы почитались и считались у ацтеков и родственных им народов священными.

В городе-государстве Тлашкала имели место представления о том, что души «сеньоров» и «вождей» в конце концов превращались в «туман» или «тучи», в различных птиц с богатым опереньем, в «драгоценные камни». Души простых людей поселялись в ласках, навозных жуках, в животных, которые «выпускают зловонную мочу», и других «низких животных».

Доиспанские индейские представления сапотеков о посмертном существовании души можно в какой-то степени представить, познакомившись с данными, записанными уже в наше время, в которых причудливо переплетены дохристианские и христианские верования. Так, у сапотеков, живущих на территории современного штата Оахака, существует поверье, что один раз в год покойник посещает дом, в котором жил и умер. О его приходе живые узнают по «звукам шагов»., движению (перемещению) предметов в домашнем алтаре, но, главное, по черной мыши, которая якобы пробегает по нему. Дело в том, что человеческая сущность, согласно этим представлениям, складывается из трех важнейших частей — души, тела и способа существования души. Человеческая душа может отделиться от тела и иметь иной, вне тела способ существования. Душа живого человека приобретает при этом облик белой мыши, а мертвого — черной. Когда человек спит, то его душа в виде белой мыши покидает тело и бродит, забавляясь с душами других людей (людям снятся различные сны). Не рекомендуется, чтобы рядом со спящим человеком находилась кошка, потому что она может съесть белую мышь, и человек в результате этого умрет. Когда человек умирал и тело его предавали земле, то душа, уже в виде черной мыши, присоединялась к другим душам в подземном мире, мире мертвых.

Как видели, основные места посмертного существования души, по крайней мере у древних ацтеков и родственных им по культуре народов, — это Дом Солнца, Тлалокан, Тамоанчан и Миктлан. Но кроме представлений об этих традиционных посмертных областях пребывания души, дошедшие до нас с до-испанских времен сведения сообщают о том, что существовала якобы еще одна область в потустороннем мире, так называемая Тлиллан-Тлапаллан, «Страна Красного и Черного». Там пребывал Кетсалькоатль — бог и культурный герой древнемексиканских народов, которому люди обязаны своим сотворением и приобщением к основным достижениям цивилизованной жизни. «Красное и черное» по древнеацтекской символике есть не что иное, как синоним мудрости, ибо означает краски, с помощью которых художники-жрецы создавали рисунки и знаки пиктографических кодексов. Поэтому в эту область якобы попадали души тех, кто создавал книги, вырабатывал мысли, содержащиеся в них, то есть души жрецов и мудрецов, являвшихся последовательными проводниками наставлений божественного Кетсалькоатля.

Дошедшие до нас тексты древнеацтекских гимнов рисуют Тлиллан-Тлапаллан как область, где душа не испытывает обычных физических, земных потребностей. Это неудивительно, поскольку сам Кетсалькоатль, хотя и не всегда, но в подавляющем большинстве связанных с ним идей олицетворял аскетизм, воздержание, разумность.

Представление о Тлиллан-Тлапаллан, если сравнить его с очень живыми, наивными, наполненными конкретными, нередко архаическими образами Тлалокана, Миктлана, Тамоанчана и Дома Солнца, выглядит крайне абстрактно, поэтому его с полным основанием можно считать плодом отвлеченной мысли того времени, «мистико-жреческим созданием, инспирированным последователями Кетсалькоатля», то есть жрецами-мудрецами храмов этого бога.

Но если сама область Тлиллан-Тлапаллан выглядит несколько искусственным плодом размышлений древнеацтекских мудрецов, какие-то их мысли, касающиеся смысла человеческого существования, вызывают в памяти некоторые из знаменитых древневавилонских и древнеегипетских памятников литературы. В дошедших до нас с доиспанских времен гимнах, собранных в раннеколониальный период в группу так называемых «Мексиканских песен», древнеацтекский автор (мудрец, поэт) задает своему оппоненту проникнутый скептицизмом вечный вопрос о смысле жизни:

Идеи, противоположные этому глубоко пессимистическому взгляду рефлексирующего мудреца-жреца относительно сущности и предназначения человека, отражены в гимнах, которые могут быть отнесены к его оппоненту:

Существование этих двух групп противоположных идей, пусть и достаточно абстрактных для основной массы населения, доказывает, что доколумбовая древняя Мексика, при всей порой архаической жестокости ее нравов и норм жизни, в некоторых случаях смогла подняться до уровня формулировки и обсуждения столь сложного вопроса, каким является вопрос о сущности, смысле человеческого существования. И удивительно, что два противоположных по смыслу ответа на него, несмотря на факт изолированного, самостоятельного развития древнемексиканских народов, напоминают то же в традициях древнего Старого Света, где в мировоззрении в целом также боролись две тенденции, одна из которых видела смысл в самоценности человеческого земного существования, а другая, напротив, в его никчемности. Формулировка столь универсальной проблемы и древними самобытными народами Нового Света еще раз доказывает общность духовной природы человечества, сколь бы разными не были его первые шаги в разных районах ойкумены.