— Я одно по обычаю хочу, — возразил Твердислав, и все умолкли, вспомнив тех, кому и не по обычаю могилы не досталось. — Поганца того честью схоронили, — продолжаал Твердислав, — а добрые воины без погребения лежать остались…

— Хватит, — мрачно буркнул Йерикка.

В клуне обнаружились остатки еще крепкой морковки. Все четверо дружно принялись ее грызть, отплевываясь от песка и вслушиваясь — неподалёку кто-то пел под настоящую гитару, Олег сразу узнал ее перезвон. Песня была заунывная и протяжная, о том, чего никто на Мире не видел, потому что тут никогда этого не было…

Там, по зыбучим пескам,

Где бродит один джейран,

Тюки везет караван.

В тюках — кашгарский план.

Тюки везет караван.

А в тюках — кашгарский план…

Сам караванщик сидит

С длинной чирутой в зубах.

Тонкие ноги поджав,

Качается на горбах.

Тонкие ноги поджав,

Качается на горбах…

Сам караванщик богат —

Богаче нет в мире паши!

Только сгубил его план,

Да сто сорок две жены.

Только сгубил его план,

Да сто сорок две жены…

— Что волынка воет, — вздохнул Богдан.

— Про что песня? — поинтересовался Твердислав. — Что то — кашгарский план? Бумаги секретные?

— Кашгар — это. у нас на Земле, где-то в Азии, — пояснил Олег, — то ли Тибет, то ли еще какой Памир…

— Предгорья Тянь-Шаня, — пояснил Йерикка. Олег покосился на него и продолжал:

— А план — это не бумаги, это дурь такая курительная. Травка.

— Так песнь про больного? — разочарованно спросил Твердислав. — Я-то мыслил — про разведчика, ведомца…

— Что-то стрелять перестали, — насторожился Олег. — Слышите?

Точнее было бы спросить "не слышите?" Ни выстрелов, ни разрывов больше не было. Мальчишки недоуменно вслушивались, не понимая, в чем дело. А потом в эту тишину врезался мегафонный голос, аж звенящий от мощных усилителей:

— Гоймир! Гоймир Лискович, князь-воевода Рысей! Есть у вас такой?!

— То что новости?! — изумленно хлопнул глазами Богдан. Остальные просто ждали в недоумении. А мегафонный голос продолжал:

— Гоймир Лискович, ты меня слышишь?!

Голос Гоймира ответил — слабее, очевидно, он говорил через обычную переноску, которую ему где-то спешно отыскали:

— Я — Гоймир! Кто со мной говорит, нужно что?!

— Не узнаешь меня?! — голос помедлил и отчеканил со злой радостью: — Я командир Чубатов, щенок! Ты сжег мою колонну и убил моих ребят на. перевале, помнишь?!

Смешок:

— Так ты не сдох, командир, на перевале-от?! Сюда пришёл, чтобы ЗДЕСЬ сдохнуть?!

— Я пришел сюда, чтобы убить тебя, щенок! Я пообещал тебе, что найду и убью! Ты зря явился в эту весь, из нее тебе уже не сбежать!

— А мне и не по нраву бегать, командир! Я часом в настрое надрать мягкое место и тебе, и всем твоим пугалам в форме!

— Ну нет, щенок! — слышно было, как командир засмеялся. — Вот на этот раз ты погорел! Скоро твою башку прикатят ко мне, слышишь?! Я ее привяжу на передок своей машины, чтобы тебе было виднее, когда мы войдем в Рысье Логово и чтобы ты мог сполна полюбоваться, что мы там сделаем!

— Поглядом на собственные уши любуйся — то скорей увидишь, чем мою голову! — смеялся Гоймир. — Но коль уж ты так резво охоч до голов, так я тебе их буду подсылать — жди, только будут это головы твоих бойцов, а подсчитывать я их зачну с первой вашей вылазки! Жду!

— Тебе недолго остались ждать, щенок! И жить — тоже! Готовься подохнуть!

* * *

Как ни странно, утром атаки не последовало. Йерикку и его команду вообще разбудили женщины, притащившие на позицию завтрак.

— То война добрая, — заявил Богдан, поедая копченое сало с хлебом — на закуску после гречневой каши со здоровенным кусищем свинины. Олег подтвердил согласие мычанием. Йерикка и Твердислав вообще были слишком заняты, чтобы даже мычать.

Ви-и-иу-ум-м… трах! В пятнадцати саженях левее встал черный куст разрыва.

— Фугас! — Йерикка поперхнулся, бросил миску и крикнул присевшим женщинам: — Марш отсюда! Началось…

К счастью, артиллеристы противника не засекли людей в клуне — разрыв снаряда, был пристрелочным, остальные ложились в саму весь. На глазах у Олега один из домов разлетелся — словно карточный домик, по которому щелкнули пальцем — на сотни пылающих обломков. Выглядело это скорее странно, чем страшно. Мальчишка заставил себя отвернуться от деревни и посмотреть вперед — туда, где проходила линия обороны.

— Да что ж они весь палят, а не завалы да не окопы? — спросил Богдан. Видно было, что ему не по себе. Олег понимал друга. Обстрел унижал. Со снарядом нельзя воевать. Он попадает… куда попадает. И убивает труса и отважного, ветерана и новичка… Он низводит умение воевать до пустого места. До тупого, равнодушного ожидания…

— По веси лупить выгодней, — криво усмехнулся Йерикка. — Там склады, там припасы, укрытия, а главное — там семьи. Удар по ним — удар по боевому духу.

— Мразь нечистая, — процедил Твердислав. Йерикка усмехнулся:

— О, так ты только сейчас это понял?

— Танки, — нарочито спокойным голосом сказал Олег. — Не, я не знаю, как у вас их называют, но по виду — танки… — он лежал на краю ямы, придвинув винтовку. — И пехота, горные стрелки. Три этих танка, человек двести пехоты. Полто… ну, короче, верста.

— Так мыслишь, что и нам дело сыщется? — Богдан вложил в ствол. ГП25 осколочный тромблон.

— Вам — не знаю, мне — точно, — Олег подтянул винтовку. — Славная будет охота! — дурачась, он тявкнул, и завыл, как волк в осеннюю ночь, но трое горцев совершенно серьезно подхватили его завывание. Твердислав, вставляя выстрел в ствол РПГ, замурлыкал знакомое:

Пусть лают собаки, таков их удел.

Восстаньте волками, кто весел и смел!

Кто верит в удачу и лютую смерть,

Кому бы хотелось в бою умереть!..

По всей линии обороны начался огонь. В ответ затрещали десятки стволов и свистяще взвыло ливневое оружие врага, осыпая позиции защитников потоками металлических сверхскоростных стрелок.

Олега все это мало интересовало и пугало. Он преспокойно целился, выбирая мишень. К его сожалению выяснилось после первого же выстрела, что «мосинка» при всех её достоинствах (и его — тоже) не предназначена для стрельбы на полтора километра даже с оптикой. А от дальнейших экспериментов его отвлек голос Твердислава — озабоченный: