Там Гаттерас натянул на себя шкуру и превратился в тюленя.

Тем временем доктор зарядил ружье, пустив в ход последний заряд пороха и слиток ртути, твердый, как железо, и тяжелый, как свинец, затем он передал ружье Гаттерасу, который спрятал его под шкурой.

– Ступайте к Джонсону, – сказал капитан, – а я подожду несколько минут, чтобы сбить с толку врага.

– Смелее, Гаттерас! – сказал Клоубонни.

– Не беспокойтесь за меня, а главное, не показывайтесь, пока не услышите выстрела.

Доктор поспешил к торосу, за которым стоял Джонсон.

– Ну, что? – спросил боцман.

– Посмотрим, что будет! Гаттерас жертвует собой, чтобы спасти нас.

Взволнованный до глубины души, доктор следил за медведем, который стал проявлять признаки беспокойства. Казалось, он чувствовал, что ему угрожает опасность.

Спустя четверть часа тюлень уже полз по снегу в ту сторону, где сидел медведь. Чтобы зверь ничего не заподозрил, он полз по кривой, делая вид, что укрывается за льдинами. Он находился уже в сотне метров от медведя, когда тот его заметил. Зверь как-то подобрался, он, видимо, старался спрятаться от тюленя.

Гаттерас с удивительным искусством подражал движениям тюленя. Не будь доктор предупрежден, он наверняка поддался бы обману.

– Так, так! Точь-в-точь! – приговаривал шепотом Джонсон.

Приближаясь к медведю, тюлень, казалось, вовсе его не замечал – он, видимо, искал отдушину, собираясь нырнуть в свою родную стихию.

А медведь, прячась за торосами, медленно крался к тюленю. Глаза его так и горели жадностью. Вероятно, он давно уже голодал, а тут счастливый случай посылал ему верную добычу.

Тюлень находился уже в десяти шагах от своего врага. Вдруг медведь развернулся, сделал огромный прыжок и в недоумении замер в трех шагах от Гаттераса, который сбросил с себя тюленью шкуру, припал на колено и прицелился прямо в грудь зверю.

Грянул выстрел, медведь повалился на снег.

– Вперед! Вперед! – крикнул доктор.

И вместе с Джонсоном он побежал к Гаттерасу.

Гигантский зверь поднялся на задние лапы. Он судорожно бил лапой по воздуху, а другой лапой загреб комок снега и пытался заткнуть свою зияющую рану.

Гаттерас метко послал пулю: зверь был смертельно ранен. Несколько мгновений капитан выжидал с ножом в руке. Улучив момент, он вонзил нож по самую рукоять в грудь медведю. Когда подоспели доктор с Джонсоном, зверь лежал уже мертвым.

– Победа! – радостно крикнул Джонсон.

– Ура! Ура! – кричал доктор.

Гаттерас, как всегда бесстрастно, скрестив руки на груди, смотрел на убитое чудовище.

– Теперь очередь за мной, – заявил Джонсон. – Свалить этакого зверя – дело похвальное, но нельзя дать ему замерзнуть, а то он станет как камень, и тогда с ним не совладаешь ни зубами, ни ножом.

И старый моряк стал поспешно сдирать шкуру с чудовищного зверя, который размерами не уступал быку. Он был девяти футов длиной и шести футов в обхвате. Из его пасти торчали два огромных клыка, в три дюйма каждый.

Джонсон вскрыл медведя, в желудке у него ничего не оказалось, кроме воды. Очевидно, зверь уже долгое время ничего не ел. А между тем он был очень жирный и весил более тысячи пятисот фунтов. Тушу разрубили на четыре части, из которых каждая дала двести фунтов мяса. Охотники перетащили медвежатину к ледяному домику, не позабыв захватить и сердце, которое трепетало еще добрых три часа после смерти зверя.

Спутники доктора готовы были наброситься на сырую медвежатину, но Клоубонни остановил их, обещав в скором времени изжарить мясо.

Войдя в ледяной домик, доктор удивился, что там так холодно. Он подошел к печи, и увидел, что огонь в ней погас. Из-за утренней охоты и пережитых волнений Джонсон позабыл о возложенных на него обязанностях.

Доктор хотел было раздуть огонь, но не нашел ни искорки в остывшей золе.

– Терпение! – сказал он себе.

Он пошел к саням за трутом и попросил у Джонсона огниво.

– Печь погасла, – сказал он.

– По моей вине, – ответил Джонсон.

Боцман запустил руку в карман, где всегда носил огниво, и очень удивился, не найдя его там.

Тогда он стал шарить в других карманах, но так же безуспешно. Он вернулся в ледяной дом, перетряхнул одеяло, на котором спал ночью, – огнива и там не оказалось.

– Ну, что? – крикнул доктор.

Джонсон подошел к товарищам и молча, в смущении смотрел на них.

– Нет ли у вас огнива, доктор? – спросил он.

– Нет, Джонсон!

– А у вас, капитан?

– Нет, – ответил Гаттерас.

– Да ведь оно всегда было у вас, – сказал доктор.

– Да… Но его нет у меня… – бледнея, отвечал старый моряк.

– Как нет! – воскликнул доктор, невольно вздрогнув.

Другого огнива не было, и потеря его могла повлечь тяжелые последствия.

– Поищите хорошенько, Джонсон, – посоветовал доктор.

Джонсон бросился к льдине, из-за которой он наблюдал зверя, затем прошел на поле битвы, где он разрубал на части медведя, но так и не отыскал огнива. Он вернулся в полном отчаянии. Гаттерас только посмотрел на Джонсона, но ни слова не сказал ему в упрек.

– Плохо дело, – сказал он доктору.

– Даже очень, – ответил Клоубонни.

– К несчастью, у нас нет ни одного оптического инструмента, хотя бы подзорной трубы, а то с помощью чечевичного стекла мы могли бы добыть огонь.

– Знаю, – сказал доктор, – и это тем досаднее, что лучи солнца теперь уже так сильно греют, что вполне могут поджечь трут.

– Что ж, – сказал Гаттерас, – придется пообедать сырым мясом. Потом мы отправимся в путь и постараемся как можно скорей добраться до судна.

– Да, – в раздумье произнес доктор. – Да. Может быть, это и удастся. Почему бы и нет? Можно попробовать…

– О чем вы задумались? – спросил Гаттерас.

– Мне пришла в голову одна мысль…

– Мысль? – воскликнул Джонсон. – Вам пришла в голову мысль? Значит, мы спасены!

– Но удастся ли ее осуществить, это еще вопрос, – добавил доктор.

– В чем же дело? – спросил Гаттерас.

– У нас нет зажигательной чечевицы, так постараемся ее сделать.

– А как? – спросил Джонсон.

– Изо льда.

– Как? Вы думаете?..

– А почему бы и нет? Все дело в том, чтобы собрать солнечные лучи в одном фокусе, и кусок льда вполне может заменить зажигательное стекло.