И даже тогда Сергей Борисович не ощутил опасности, однако Вера встревожилась и настояла, чтобы он до возвращения Баланова уехал хотя бы в Ельню, к матери, сама же вызвалась исполнять обязанности связного между ним и Горчаковым.

По ее же совету он отправился на поезде, в плацкартном вагоне – благо, что с бородой не узнавали, и позже выяснилось, что арестовывать его пришли буквально через час, как только он покинул квартиру, а в аэропорты разослали ориентировки. Горчаков подготовил несколько конспиративных квартир в разных городах, но и они бы не спасли, если б кому-то сильно захотелось упрятать его за решетку; судя по сообщениям в прессе, Сергея Борисовича вместе с другими такими же опальными политиками попросту выдавили из столицы и, пока в стране нет Баланова, попытались переломить ситуацию. Целую неделю Москву захлестывали хорошо организованные митинги в поддержку курса Политбюро ЦК, но когда непотопляемый авианосец вернулся в порт приписки, улицы и площади опустели как по команде.

Все это время Сергей Борисович жил у матери, особенно-то не прятался и выходил на прогулки поздним вечером не потому, что боялся преследования: старался избегнуть вопросов земляков, которых интересовало не только то, почему он отпустил бороду, а что будет со страной.

В то время он еще сам не знал ответа.

Из Ельни он вернулся с сыном Федором и, когда узнал о беременности Веры, впервые испытал то, что тлело в нем давно и смутно, никогда не вырываясь наружу, – отцовские чувства...

Он так и не уснул до утра, и дорога, на минуту пригрезившись наяву, утонула в прошлом, которое теперь, за давностью лет, тоже казалось сном.

Вера будто явилась из воспоминаний – прилетела первым рейсом из Мадрида, приехала на такси из аэропорта и, как обычно, без звонка. Не снимая плаща, она вбежала в спальню и, увидев мужа, перевела дух.

– Мне почудилось... С тобой что-то случилось! – Она склонилась и чмокнула в губы, опахнув запахом морской соли. – Когда ты бросил трубку... Меня будто током пробило!

– Я думал о тебе, – примирительно сказал Сергей Борисович. – Вот сейчас лежал и думал...

– Ты не заболел? – Она пощупала лоб. – Это что? Опять бороду отпускаешь?

– Сычу полагается. А где Марина?

Жена наконец-то сняла плащ и сапоги, присела на кровать и обреченно бросила руки.

– Осталась на яхте... А я схватилась и полетела! Как на пожар... Вдруг показалось, тебе так плохо!..

– Значит, помолвка не состоялась?

– Почему? Они обменялись кольцами...

– А что же ты не радуешься? Будешь тещей принцу и сватьей королю.

Вера сверкнула на него недовольным и печальным бабьим взглядом, однако не реагировала на его насмешливый тон – что-то скрывала...

– Нет, мне все равно тревожно... Что здесь произошло? Почему Горчаков сидит в передней?

– Ему тоже показалось...

– Вижу, сегодня еще не спал, лежишь, как всегда, одетым, и взгляд сычиный... Что делал ночью?

– Писал! – с легкостью признался он. – Почти до утра...

– Опять? Ты же зарекался!

– Мне стало так грустно. Все бросили, никому не нужен...

– Сережа! – Вера обхватила голову и встряхнула. – Ну кто тебя бросил? Что ты говоришь?

– Ты вся пропахла морем. – Сергей Борисович обнял ее и затих. – Даже волосы...

И вспомнил курортный роман с Натальей...

– Все, теперь и на минуту не оставлю, – клятвенно произнесла жена. – Буду всегда рядом. Днем и ночью! Никуда больше не поеду и стану служить тебе верно и преданно.

Он изумленно привстал.

– Что это с тобой? С чего вдруг?

Вера прижалась к нему и зашептала:

– Сама не знаю. Но чувствую – хочу... Всю дорогу думала и каялась... Впереди самолета летела. А навстречу мне несся тоннель...

– С дочерью-то что?

– Ой, да что с нашей дочерью? – вздохнула она. – Всю жизнь с пулеметами провозилась, так характер-то соответствующий... Знаешь, что сказала королю? «Вы неправильно воспитывали своего сына. Он у вас слишком женственный мальчик». Внушение сделала... Представляешь?

– А он в самом деле такой?

– Да есть, конечно... Но он же принц!

– Ничего, Маринка его воспитает...

– Затеяла, а сейчас сама не рада, – неожиданно призналась Вера. – Ты был прав, Сережа... Там совсем другая жизнь. Попутешествовала, посмотрела на них... Когда мы с тобой ездили, этого было не видать. А поехали с Маринкой... Это разве женихи? Хоть самих замуж отдавай... Наших парней сразу видно – мужчины. Пусть грубоватые, неотесанные... А какие короли и президенты? Ты был самый лучший, Сережа! Теперь я это увидела. Сильный, мужественный, отважный и добрый. А я с тобой самая счастливая... Эти же как торговцы на базаре, ждут только выгоды...

Она никогда не говорила ему таких слов. Скорее, напротив, иногда в порыве неких разочарований ставила в пример канцлера Германии и даже саудовского шейха, мол, вот они – настоящие правители, и это видно по их манерам, взглядам и словам. Ты бы хоть форму какую-нибудь придумал для президентов!

Хорошо еще, что не учила, как управлять государством...

Сергей Борисович не перебивал ее: с самого первого дня их совместной жизни установилось правило – давать другому выговориться. Тогда выговаривался он, молчавший много лет, а она слушала, ибо умела это делать.

Сейчас их роли поменялись.

– Маринку я оставила с тяжелым сердцем, – исповедовалась Вера. – Сказала по телефону, что уезжаю домой. Не хотела им мешать... И знаешь, что она ответила? «Мама, я хочу с тобой, к папе...» Едва уговорила остаться. Нехорошо уезжать сразу после помолвки... Тут она меня еще нагрузила. Говорит, мне приснился сон, будто еду на машине с Альфаедом...

– С кем? – невольно переспросил он.

– Да с этим арабом, который с Дианой... А навстречу мне несется тоннель. Говорит, проснулась в последний миг и теперь боюсь. Страх напал. Разве принц ее может защитить? Его самого надо защищать и беречь. Ветер дунул – уже насморк, от качки тошнит, к медузе прикоснулся и чесался два дня... Как ты думаешь, это плохой сон?

– Пустой, – со знанием дела успокоил Сергей Борисович. – Это она себя принцессой возомнила. Помешались уже на этой Диане, сотворили кумира из потаскухи. А ей надо было в монастырь уходить...

– Не груби, Сережа...

– Мне положено клевать простоволосых девок. Вызывай Маринку домой!

– Лучше сам. – Вера подала телефон. – Ей будет приятно, соскучилась...

– Приятно? Что же она ни разу мне не позвонила? А я ждал, особенно сегодня ночью...

– Ну, знаешь, увлеклась. Она же вообще человек, быстро увлекающийся. Спичку поднеси, и горит...