– Лира, открой.

Я замерла, делая вид, что меня здесь нет.

– Лира!

И удар.

– Открой, или я выломаю эту лярвину дверь!

Я попятилась, пытаясь скрыться в ванной.

С громким треском сломался засов, зазвенела, катясь по плитам, удерживавшая его металлическая скоба. В спальне было темно, и силуэт Йарры, освещенный факелами из коридора, показался огромным.

– Регулы, значит, – сказал он, плотно прикрывая дверь. – Маленькая врушка!

Между нами был круглый стол, и я отступала вокруг него, не подпуская графа.

– В кошки-мышки хочешь поиграть? – Я не могла разглядеть его лицо в темноте, но голос не сулил ничего хорошего. И к двери он меня больше не подпускал, стоя так, что она постоянно оказывалась у него за спиной. А потом Йарра, оттолкнувшись рукой, проскользил на бедре по столешнице, свалив вазу с цветами, и схватил меня в охапку, зажимая рот.

– Хитрая Лира, – выдохнул он мне в ухо. – Надеялась обмануть меня?

Я брыкалась, лягнула его, мыча бессвязные проклятия.

Йарра охнул и выругался. Перекинул меня через плечо и понес к кровати Тимара, бросил на матрас, навалился, удерживая на месте.

– Значит, хочешь по-плохому?

– Ненавижу вас! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!.. Будьте вы прокляты!

Сопротивление лишь распаляло графа.

– Шильда…

Йарра впился в мои губы, пытаясь снова поцеловать, и я укусила его – изо всех сил, до крови.

– Дрянь!

От пощечины потемнело в глазах. Треск разрываемой сорочки, табачное вино мужского дыхания, грубые руки, боль…

И вдруг все закончилось. Раздался знакомый, такой замечательный, практически родной свист бамбуковой палки и шлепок, с которым она опускается на голое тело. И еще раз. Йарра получил четыре удара, прежде чем скатился с меня, что-то крикнул на родном языке Роха, который я так и не удосужилась выучить.

Вместо ответа Учитель ударил его по щеке тыльной стороной ладони.

– Вон из моего дома! – заорал Йарра. – Чтоб я тебя здесь не видел!

– Ты стал зверь, Раду, – ответил островитянин. – Я уходить завтра. Сейчас я быть с Обезьянка. – И добавил: – Прикройся, Раду. В коридоре слуги.

От удара дверью с потолка посыпалась штукатурка – Йарра ушел.

– Спа… Спаси… бо… – завернувшись в простыню, я сползла на пол, всхлипывая, обняла колени старика.

– Не плакать, Обезьянка. Никогда не плакать и не показывать Раду слабость, иначе он растоптать тебя. Ты понимать?.. Хорошо. Тогда ложись спать. Сегодня я быть, а завтра ты справляться сама. У тебя начинаться сложная дни. Но ты сильная, ты справиться. Я знать, – сказал Наставник, погладив меня по волосам.

Сумрачное утро совсем не было добрым. Заутреню я пропустила, встречая рассвет танцем с лучами – последним перед отъездом Роха. Когда-то я была бы счастлива избавиться от старика, но сейчас понимала, что замок покидает единственный человек, который мог остановить Йарру.

Засов, который вчера сломал граф, был толщиной с мою руку.

Проводить Роха мне не позволили – стражники, пропустив островитянина, скрестили перед моим носом алебарды. Пожав плечами, я вернулась в замок. Тим еще не вернулся, и я позволила себе всласть пореветь, обнимаясь с подушкой. Светлые, ну что со мной не так? За что мне все это? За что боги прокляли меня флером?!

В дверь постучали. Я бы не удивилась, окажись это Йарра – как же, овечку никто не охраняет! – но раздался женский голос:

– Госпожа, его сиятельство велел вам передать…

И торопливый шорох шагов.

После вчерашнего все слуги как вымерли. Они прятались в убираемых комнатах, на кухне, стараясь не попадаться на глаза. И я их понимала – сама бы с удовольствием превратилась в невидимку.

Под дверью я обнаружила небольшую, в пару ладоней, шкатулку. Запертую. Хмыкнув, ощупала ее в поисках скрытых пружин, и, не найдя, засунула шпильку в замок. Внутри лежал символ Светлых – искристая четырехконечная звездочка на черном бархате. Такие носят все послушницы. Рядом – витая серебряная цепочка и записка: «Спящий амулет переноса. Активируется мысленным посылом «Сейчас!». Используй его в момент опасности». И приписка ниже: «Мы с Аланом будем ждать твоего возвращения».

Вот так просто, «мы с Аланом». Ни предостережений, ни угроз. Но почему-то сразу вспомнились виселицы вдоль дороги и головы дезертиров на кольях.

Я спрятала амулет на груди и начала переодеваться в уже опротивевший монастырский наряд: новая, взамен порванной, рубашка, панталоны из хлопчатобумажной ткани, новые нижние юбки, гладкое серое платье. Расчесала и стянула в плотные пучки волосы, надела чепец и опустила вуаль.

Под ложечкой противно сосало, но не от голода, а от волнения. Аппетита не было совсем, я лишь попила воды и лишний раз порадовалась частой вуали на лице, скрывающей припухшие губы. Надеюсь, принцесса живет в отдельной келье – синяки на руках и шее будет сложно объяснить ночными бдениями.

Уже стоя в дверях, я вернулась и сожгла записку Йарры, торопливо нацарапала новую, для Тима, что люблю его и буду скучать. А потом сожгла и ее – не хватало, чтобы еще и Тимар оказался за решеткой. Я перекинула плащ через руку и мысленно попрощалась с комнатой – удастся ли мне обвести Дойера вокруг пальца?

Отряд сопровождения уже ждал меня. Знакомый капитан почтительно поклонился, вслед за ним отсалютовала и его десятка – четыре лучника, шесть меченосцев. Солдаты поблескивали стальными кольчугами под горло, кроме основного оружия у каждого на бедре висел кинжал, а к седлу был приторочен арбалет. Как королевскую особу сопровождают, ей-богу.

Появился граф. Лично осмотрел каждого воина, подтянул подпруги Вороны, сам, подняв за талию, посадил меня в седло. Дамское, демоны побери! Под глазом у Йарры красовался отличный синяк, прокушенная губа распухла, и солдаты старались не смотреть ему в лицо.

– Амулеты переноса, – положил он на ладонь капитану два заряженных авантюрина. – Берегите госпожу, Левайр!

– Да, мой господин! – стукнул себя в грудь капитан.

– Все, отправляйтесь. Удачи, Лаура.

Я не шевельнулась. Больше всего я хотела, чтобы на месте Йарры был Тим. Именно его спокойных, чуть насмешливых напутствий мне сейчас не хватало, только он умел иронично поднимать бровь, одновременно выдавая: «Не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле!» Однажды я слышала, как Тим говорил это Алану, правда, сдобрив смачным «Задницу в горсть и пошел!». При мне таких выражений брат себе не позволял.

Ну что, Лира, попу в горсть и – здравствуй, Лизария!

Нет, не Лира.

Эстер.