Гедрон долго смеялся, потом сообщил:

— Сам не пойду — не будем давать пищу для сплетен. Казначея моего помнишь, Мато?

— Полурослика? Помню, а как же.

— Вот его пришлю. Ну все, бывай, «Буревестник». Интересный завтра день будет. В историю войти можем, в газете про нас напечатают и даже, может, фотку разместят. «Вестник Файролла» читаешь?

— А как же, — сказал я. — Прикольная газета.

— Прикольная. Я впервые за последние лет десять вообще газету покупать стал. По уму делают. Все, до завтра.

Гедрон ушел. Я посидел еще немного, расплатился по счету и пошел в караван-сарай. Перед завтрашним днем следовало выспаться.

Странное дело, но я волновался. Нечто подобное я в былые времена ощущал перед экзаменами, первыми свиданиями и ответственными играми КВН — смесь предвкушения, тревоги и легкого страха из-за того, что можешь не справиться. Такое давно забытое чувство. С годами волнения подобного плана уходят куда-то и заменяются весьма обоснованными и рассудительными страхами, вроде того, что работу потеряешь и жить будет не на что, или что машину в ночи поцарапают гвоздем. Эдакими полубуржуазными и полуобывательскими страхами. Может, это потому, что за срединным рубежом жизни мы больше не ждем чуда? Не верим, что можно сдать экзамен, ничего не зная, что девушка может быть весьма благосклонна и на первом свидании и что полуфинал первой лиги можно выиграть и с паршивым материалом. Или просто нам накопленный жирок начинает на мозг давить?

Не знаю. Но у меня утром воскресенья было именно то, из юности, приподнятое и тревожное настроение. Вика, увидев меня такого, спросила:

— У тебя все нормально? Ты какой-то дерганый сегодня.

Я заверил ее, что все нормально, а такое состояние обусловлено лишь тем, что в доме наконец-то появилась хозяйка. Вика расцвела и умчалась что-то там делать, то ли кофе варить, то ли ванную мыть.

Кстати, я не соврал. Впервые за долгие годы в квартире царила чистота, я был сытый, отглаженный и не обруганный. Окончательно меня доконало то, что из платяного шкафа, когда я его открыл, вещи не высыпались. Они лежали на полках и висели на плечиках. Вот это и впрямь впечатляло. И заставляло задуматься — слишком уж как-то все идеально.

Я мыкался из угла в угол, смотрел телевизор, выкурил полпачки сигарет, и вот наконец время пришло. В половине третьего я вошел в «Файролл». Нет, можно было бы и раньше, но что там делать? Куда-то идти — смысла нет, а из угла в угол какая разница, где слоняться?

Я стоял у духана, ожидая полурослика. Из забегаловки вышел Ибрагим, увидел меня и радостно закричал:

— Вай мэ, ты в мой духан каждый день ходишь, ты мне уже как брат! Пошли, покушаешь, отдохнешь. Сейчас один ашуг придет — такие песни поет, слушай — про жизнь, про судьбу.

И, закатив глаза, Ибрагим довольно противным голосом пропел:

А я наплечники потуже затяну

И в свой колчан фамильный загляну.

Ну а потом стрелу возьму

И в орка я ее метну,

И в орка я ее метну.

— Гений, э?

— Ну да, — ответил я ему.

— О, Фатима идет. Пойду я, — вдруг заторопился Ибрагим. — Ну ты, это, надумаешь — заходи. Посидим, попоем, поедим. Как брата зову, не как клиента.

И он быстро вошел в духан, закрыв за собою дверь.

Ко мне тем временем приблизилась женщина в платье до пят и в хиджабе. На вид ей было лет тридцать.

— Здравствуй, воин, — услышал я ее мелодичный голос.

— Добрый день, — сказал ей я. — Чего это он вас напугался?

— Когда-то меня называли просто Фатима или Фатима, дочь Али-Мамеда. Сейчас называют Фатима-Горевестница. Я вижу то, чего еще нет, но что будет или может быть, и рассказываю об этом людям. Радостное они не запоминают, а вот печальное помнят. Вот и выходит, что я приношу беду, а ведь это не так. Жизнь не пишется только белыми красками.

— Это да, — согласился я. — Но люди не любят, когда им предвещают беду. Все надеются, что она зайдет в соседний дом, а не в их.

— Такова их природа, — кивнула Фатима. — А ты? Ты готов услышать правду о себе?

— Не знаю, — честно ответил я. — Наверное, да. А может, и нет.

— Дай мне правую руку, — сказала Фатима. — Я хочу посмотреть на твою ладонь.

— Держи. — Я протянул ей руку.

Фатима изучала мою ладонь долго, минуты три. Отпустив ее, она посмотрела на меня.

— Ну что у меня там? Надеюсь, не смерть?

— Смерть, — ответила Фатима. — Только не твоя. Но она всегда рядом с тобой, за твоим плечом.

— Ух ты, — удивился я. — Оно понятно — все мы смертны.

— Нет, — покачала головой Фатима. — Эта смерть недавно к тебе пришла. К тебе, но не за тобой. Она тебя бережет, но ты ей не верь — это лишь пока.

— Ладно. А что еще видишь?

— Битвы, дороги, скорая встреча со старыми друзьями и обретение новых врагов, холодный ветер и ледяные пещеры. Но не это главное.

— А что же тогда?

— Главное — ты должен выбрать верный путь. Настанет момент — может, завтра, может, через десять лет… Перед тобой будут лежать две дороги, и в какой-то момент ты должен будешь пойти по одной из них. Вернуться назад не получится — этот выбор ты делаешь один раз. Одна дорога будет широкая, удобная, а другая — тяжелая и грязная. По одной дороге с тобой будет идти твой друг, а по другой — твой враг. В конце одной будет жизнь, которая хуже, чем смерть, в конце другой будет смерть, которая лучше, чем жизнь. Пойми, какая дорога твоя, и тогда тебе не будет стыдно за прожитое. Прощай.

И Фатима, повернувшись, быстро пошла прочь от духана.

— Стой, я… — Но она уже скрылась за поворотом.

Я так толком ничего и не понял. Дороги, друзья… Эти гадалки, что здесь, что там, слова в простоте не скажут, их без бутылки не понять. Да и с ней не понять.

— Привет. Это за тобой меня послали?

Задумавшись, я проглядел, как появился полурослик с шапкой курчавых волос и хмурым лицом.

— Привет, Мато. Давно не виделись, — дружелюбно сказал ему я.

— И век бы тебя не видеть, — не слишком враждебно, но и без теплоты в голосе сказал мне Мато.

— Чего так? Вроде не врагами расстались? — удивился я.

— Ну да. Вот только вы нашу цитадель с землей сровняли, и клан практически не существует. А в целом все хорошо.

— Так, аут. Или я сейчас припомню, из-за чего заводка пошла, ты начнешь орать, что такого не было, и понесется по кочкам ругань. Пошли лучше в заброшенный город, а?

Полурослик кивнул и открыл портал.