Тогда компания «Лена Гольдфильдс» наконец сообразила, что все это – жульническая комбинация и что ее просто-напросто облапошили. Она обратилась в английское правительство. Вопрос обсуждался в английской Палате. Рабочая партия и ее лидер Макдональд были в это время чрезвычайно прокоммунистическими; они ликовали, что есть наконец страна, где рабочие могут поставить алчных капиталистов на колени, а власти страны защищают рабочих. В результате прений английское правительство обратилось к советскому с нотой.

Нота обсуждалась на Политбюро. Ответ, конечно, был в том же жульническом роде, что советское правительство не считает возможным вмешиваться в конфликты профсоюза с предпринимателем – рабочие в Советском Союзе свободны делать то, что хотят. Во время прений берет слово Бухарин и говорит, что он читал в английских газетах отчет о прениях, происходивших в Палате общин. Самое замечательное, говорит Бухарин, что эти кретины из рабочей партии принимают наши аргументы за чистую монету; этот дурак Макдональд произнес горячую филиппику в этом духе, целиком оправдывая нас и обвиняя компанию. Я предлагаю послать товарища Макдональда секретарем укома партии в Кыштым, а в Лондон послать премьером Мишу Томского. Так как разговор переходит в шуточные тона, Каменев, который, председательствует, возвращает прения на серьезную почву и, перебивая Бухарина, говорит ему полушутливо: «Ну, предложения, пожалуйста, в письменном виде». Лишенный слова Бухарин, не успокаивается, берет лист бумаги и пишет:

Лист идет по рукам, Сталин пишет: «За. И. Сталин». Зиновьев «не возражает». Последним «голосует» Каменев и передает лист мне «для оформления». Я храню его в своих бумагах.

Опубликовать бы все это в печати – это был бы хороший удар по этим безмозглым прокоммунистам и по Макдональду. Но это надо сделать толково. Пока не вижу как.

В один прекрасный день, играя в Симле в теннис, я жду со своим случайным партнером, когда кончится предыдущая партия и освободится для нас площадка. Собеседник мой – рыжий ирландец. Он знает, кто я, и задает вопросы о советской России. В пять минут разговора я убеждаюсь, что он человек чрезвычайно умный, с живой мыслью, прекрасно осведомленный о советской России и очень хорошо разбирающийся в советских делах. Я спрашиваю у других партнеров, кто это. Это – О'Хара, министр внутренних дел Индии. Вот это человек для моей бухаринской бумажки. Я говорю ему, что у меня есть к нему важное дело. Назначено свидание на завтра.

Придя к нему, я показываю бумагу, перевожу ее и объясняю, в чем дело. «Вы можете ее передать нашему правительству?» Я говорю, что это как раз мое намерение. «И вы можете нам написать объяснительную записку, объясняя, как все это произошло?» – «Конечно, могу». – «Вы не представляете, какую услугу вы оказываете Англии», – говорит О'Хара. Бумага с объяснениями идет в Лондон.

Но вслед за тем ни в Индии, ни во Франции я не нахожу в печати ни малейшего ее следа. По моей мысли английское правительство тори должно воспользоваться случаем и передать ее в прессу. Это был бы хороший удар по прокоммунистам. Но в прессе она не появляется.

Потом, уже будучи во Франции, я имею случай говорить с помощником начальника «Интеллидженс сервис» (я расскажу об этом дальше, это учреждение обращается ко мне с просьбой произвести экспертизу подложных протоколов Политбюро, которые фабрикует и продает ему ГПУ). Я рассказываю ему о документе, который я передал О'Хара, и говорю, что было бы очень жаль, если бы он погиб где-нибудь в ящике письменного стола. Он говорит, что он ничего не слышал о таком документе, но когда будет в Лондоне, спросит у своего шефа. Через некоторое время, вернувшись из Лондона, он сообщает мне о судьбе документа.

Документ, прибыв в Лондон, попал прямо к премьер-министру. Вместо того чтобы передать его в печать, премьер-министр поступил гораздо остроумнее. Он вызвал начальника «Интеллидженс сервис» и сказал ему: «Будьте добры, попросите аудиенцию у лидера оппозиции, мистера Макдональда. В личной встрече передайте ему лично, в собственные руки, этот документ, который я получил. Я считаю, что так как этот документ касается лично мистера Макдональда, он должен быть передан лично ему». Начальник «Интеллидженс сервис» так и сделал.

Документ произвел на Макдональда чрезвычайное впечатление. Макдональд был человек не такого уж блестящего ума, но человек глубоко порядочный. Он был создателем и бесспорным лидером английской социалистической партии. Он питал полнейшее доверие к русскому большевизму и всячески его поддерживал бескорыстно и убежденно. Теперь он узнал, что о нем думает Москва, и узнал из документа совершенно бесспорного. Он очень сильно пережил этот удар, на некоторое время отошел от дел, уехав в родную Шотландию, но переварив все, стал таким же убежденным антикоммунистом и пытался увлечь за собой партию.

Между тем, это оказалось не так легко. Когда он порвал с русским коммунизмом, только часть партии пошла за ним, и притом меньшая. Но это позволило создание в Англии во время тяжелого экономического кризиса 1931 года правительства национального единения – меньшая часть рабочей партии с Макдональдом плюс консерваторы имели большинство в палате; консерваторы предоставили Макдональду возглавить правительство – это было небывалое правительство тори и социалистов на базе антикоммунизма. Надо сказать, что затем неустанной борьбой внутри социалистической партии Макдональд постепенно перевел ее большинство с прокоммунистической позиции на антикоммунистическую.

Мое пребывание в Индии все более затягивается. Вдруг неожиданно оказывается, что оно основано на недоразумении. В начале августа я теряю терпение и начинаю подозревать, что английские власти меня водят за нос и истинных причин запоздания мне не сообщают. Я говорю о моих сомнениях Айзенмонджеру. Он, видимо, находит мои подозрения обидными и, чтобы разуверить меня, показывает переписку по моему поводу – от министра по делам Индии вице-королю. Собственно, он не должен ее показывать, переписка секретна. Что в ней секретно, это то, что англичане для индусов поддерживают миф, что вице-король – огромная фигура с огромным авторитетом; на самом деле он – театральная фигура и подчинен министру по делам Индии, который им командует. Но не это меня интересует. Я вижу из переписки, что все время остается в силе вопрос о неприятностях, которые может причинить правительству в палате оппозиция по моему поводу; но по какому поводу? Оказывается, потому, что английское правительство даст мне право убежища в Англии. Но ведь я никогда не выражал ни малейшего намерения ехать в Англию и никогда об этом не просил. «Как, – удивляется Айзенмонджер, – но ведь вы в первом же разговоре выразили желание ехать в Европу». – «Конечно, в Европу, но не в Англию». Говоря о Европе, я не отдал себе отчета, что для англичанина в Индии ехать в Европу это и значит ехать в Англию. И все затруднения связаны именно с этим.