Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До леса он так и не дошел. Судьба разбрасывала ему подарки по дороге. В лунном свете красовалась избушка с покатой крышей. Он подошел ближе и увидел колодец. Открыв скрипучую дверцу, он всмотрелся в черноту. Цепь висела на вертушке, но ведра на месте не оказалось. Заброшен и забыт. Лучшей могилы не придумаешь.
Добрушин впихнул в небольшое окошко наполовину размотавшийся куль и толкнул его.
Через секунду он услышал всплеск воды.
— Пронесло! Пронесло! Будь я проклят, пронесло!
Он захлопнул дверцу и бросился к машине. К его счастью, домкрат он не выбросил из багажника, но ключи лежали в ящике с инструментами, оставленном у крыльца.
Капитан сдержал слово и вернулся через десять минут. Добрушин еще не успел приподнять машину. Он вытащил из коляски колесо и подкатил к машине.
— Баллонного ключа у меня тоже нет.
— С ключами проблем не будет. Обойдемся накидным. Без инструмента я ездить не привык. Нас иномарками не балуют.
После замены колеса Добрушин похлопал гаишника по плечу и сказал:
— Век тебя не забуду.
«Это точно!» — подумал Ник–Ник.
— Поеду назад. Не судьба мне сегодня в Москву вернуться.
— Бывай здоров, майор.
Как только «фольксваген» отъехал, Ник–Ник бросился к колодцу. Как получилось, что он о нем не подумал? Ведь при изучении окрестности ему пришлось не раз наткнуться на заброшенную шахту. Как ему в голову не пришло подумать об исключительном склепе!
Откинув крышку, он сунул голову в черноту и крикнул:
— Катюша! Ты жива? Катя!
Глухое эхо повторяло его слова.
— У меня ноги свело, — послышался слабый голос из глубины того света.
— Держись, милая. Прикрой голову и прижмись к стенке.
Николай начал раскручивать барабан, разматывая цепь.
— Цепляйся и держись.
— Руки не слушаются.
— Тогда обмотайся вокруг талии. Готово?
— Не уверена, но я постараюсь.
Ник–Ник схватился за ручку и начал накручивать цепь на барабан. Он чувствовал тяжесть, значит, она держится. И так держится, что он с трудом оторвал ее пальцы от цепи. Бедняжку так колотило, что она не могла слово сказать, зуб на зуб не попадал. Он долго ее растирал, потом отнес в джип, стоявший за поворотом, и включил печку.
— Сейчас найдем самогонки или магазин. Должны быть ночные магазины на станции.
Мотоцикл остался ржаветь в кустах, а джип на бешеной скорости полетел по дороге, где якобы свалилась цистерна с бензином. Ник–Ник в спешке забыл сбросить с себя рубашку с капитанскими погонами, но кого это волновало среди ночи.
Добрушин вернулся в дом на «автопилоте» без осознания того, что делает. А вел он себя странно, кроме того, что допил коньяк и выпил бутылку водки из своего запаса. Он разделся, разгуливал по дому голым и пел блатные песни. Сообразил хоть окно закрыть, на большее ума не хватило. Он пододвинул стул к камину, сел против огня и начал кидать в пламя по одной стодолларовой бумажке.
— Это за Машу, это за Раечку, это за Людочку, это за дядю Васю, это за Леночку, это за Ирочку, это за Катеньку. А это за меня — мудака яйцеголового.
После последних слов он бросил всю пачку в огонь. Языки пламени охватили деньги, и листочки начали корежиться, а на пьяной физиономии майора гуляла блаженная улыбка.
Когда Добрушин закончил свою песню, в пятидесяти километрах на подъезде к Москве Катя завела свою песню. Напившись самопальной водки, она потеряла контроль над собой и вещала спящему народу любимый свой шлягер: «Зачем вы, девочки, красивых любите?» Ник–Ник не мешал. Он следил за дорогой и радовался, что его подружке уже не холодно.
В дом он заносил уже спящую Катю на руках. Она обняла его за шею и мурлыкала во сне что–то ласковое.
Добрушин эту ночь спал на полу возле камина, и ему тоже не было холодно. Мороз по его коже пробежит тогда, когда он очнется. Но это случится утром, а сегодняшний день кончился.
7
О смерти Игоря Косых Добрушин узнал в райотделе, где не был несколько дней. У него кошмарно болела голова. Он едва очнулся утром и тут же поехал в Москву. Вчерашний день всплывал в памяти короткими эпизодами, и каждый из них заставлял его вздрагивать. От неминуемой гибели его спасла случайность. Повезло. Но свое везение он уже воспринимал как закономерность. Тут не Бог, тут дьявол подстилал ему соломку, когда он падал головой вниз. Всевышний за такие грехи наказывает, а не защищает. Впрочем, Добрушин не верил ни в Бога, ни в дьявола. Просто существует какая–то непонятная сила выше нашего понимания, и она всем управляет. Не может человек по собственной воле сжечь деньги. Большие, в его понимании, деньги. Им руководила чужая воля.
— Семен Семеныч…
Добрушин очнулся и взглянул на Саранцева.
— Я понимаю ваше состояние, но вы нам не скажете, когда в последний раз видели Игоря Косых?
— Скажу. В начале месяца. Я заходил к нему на пять минут, возвращал долг. У него сидел какой–то приятель, и я не стал задерживаться.
Горелов достал из папки фотографию и протянул майору.
— Не этот случайно?
Добрушин внимательно рассмотрел снимок.
— Думаю, он. Очень похож, только на нем были очки. Сильная близорукость.
— Это Иван Радько. Убит в тот же день, что и Игорь Косых. Труп обнаружен на Курском вокзале в зале ожидания. Личность скользкая. Оба эти убийства связаны, и ниточка привела нас к Людмиле Вельяминовой.
Горелов рассказал подробности и заключил.
— Мы считаем, что доктор Косых и Иван Радько так или иначе связаны с Калганом.
— Что скажешь, Добрушин? — спросил Саранцев.
— Я воздержусь, товарищ полковник. Мне надо переварить полученную информацию.
— Переваривай. Как дела идут в Снегирях?
— Рано еще докладывать. Дней через пять–шесть, не раньше. Но в носу нам ковырять времени нет.
— Зато у нас тут есть любители поковырять в носу. Лейтенант Горелов вычислил Калгана. Тот абонировал почтовый ящик у нас под носом. И посадил туда команду из оболтусов. Ящик вскрывался дважды, но посыльные Калгана с ловкостью исчезали, а с ними и шесть писем вдовушек. Ждите следующую жертву. За Калганом не заржавеет. Что узнали о машине, лейтенант?
Горелов пожал плечами.
— Номер «мерседеса» фальшивый, а точнее ворованный. Он принадлежит двадцать первой «Волге», которую хозяин продал на запчасти.
— А что за «мерседес»? — спросил Добрушин.
— Черный «Мерседес С–280». Не бог весть какая редкость в Москве. Такой можно купить за двадцать пять тысяч долларов в очень хорошем состоянии.
— А водитель? Точнее, курьер?
— В том–то и дело, что его никто