Я наклонился к его морде и издал рык, на который только был способен. Он походил на вой гиены и крик совы, на звук сирены и гудок тепловоза, на шипение гадюки, на крик петуха, на всё это сразу и вместе, только страшнее, громче, мощнее!

Медведь пустился в бегство, сверкая пятками. Через пару секунд он уже был очень далеко отсюда, взмыленный и ошалевший. Я постепенно вернул себе прежний облик и устало опустился на траву.

Спустя полминуты меня стали трясти за плечо:

– Ты живой?

– Этот медведь, – сказал я, устало улыбнувшись, – никогда в жизни так не пугался.

– Тоже мне радость, – сказала Анна. – Зато теперь вас обоих надо тащить.

– Меня не надо, – сказал я. – ещё минутку поваляюсь и встану.

Я действительно скоро встал. Подошёл, шатаясь, к носилкам и попробовал поднять. Трудновато.

– Иди вперёд, к Люське, – сказала Анна. – Я тут справлюсь.

– Хорошо, – сказал я. – Чуть позже сменю.

Мы взялись и поволокли Егошина дальше. Лес проплывал мимо нас, хлестая ветками. Тени периодически мелькали вдали, но мы не обращали на них внимания, стараясь как можно быстрее двигаться вперёд. Скоро я сменил Анну, и они снова оказались в паре с Люсей. Потом ещё один длинный бросок, и лес впереди расступился, открыв нашим взорам железнодорожное полотно. В нескольких метрах вправо была платформа.

– Слава тебе, Господи, – сказала Анна. – Ты есть!

– Мы молодцы, – сказал я.

Мы из последних сил выбрались на платформу, купили в кассе билеты и стали ждать.

– Странно, – сказал я. – Совсем пустая платформа.

– Кто же отсюда едет в понедельник вечером? – усмехнулся Егошин. – Вот вчера бы мы тут потолкались.

– Ты хочешь сказать, что всё это было к лучшему?

Егошин пожал плечами. На ногу он не жаловался. Похоже, температуры не было, да и боль успокоилась. Так что мы все находились в довольно-таки приподнятом настроении.

Электричку ждали долго. Говорили на разные темы, но, что интересно, никто не заговаривал о моих новых способностях. Похоже, они считали, что если я сам не говорю об этом, то не стоит и спрашивать. А может быть, всё ещё чего-то боялись.

Скоро подошла электричка. Мы погрузились в неё вместе с носилками, и с удивлением обнаружили, что мы – единственные пассажиры в этом вагоне. Егошин, правда, говорил, что так и должно быть, но меня, да и, похоже, Анну это несколько насторожило.

Я сидел рядом с ней, напротив Егошина. Я попытался обнять её за талию, но она отстранила мою руку:

– Извини. Не надо. Я очень нервничаю.

Поезд шёл мимо нескончаемого мрачного леса. Не на чем было задержать взгляд. Потихоньку начал накрапывать дождь.

– Долго ещё ехать? – спросила Люся.

– Мы же только тронулись, – сказал Егошин. – Пяти минут не прошло.

Вдруг раздался жёсткий, пронзительный скрежет. Поезд затормозил, проехал юзом несколько метров и встал. Анна вскочила с места.

– Опять, – сказала она. – Опять что-то происходит!

Она выпрыгнула в проход, подбежала к жёлтому переговорному устройству с надписью "милиция" и, нажав кнопку, крикнула:

– Что такое? Почему стоим?

Из динамиков донёсся сквозь щелчки и шипение спокойный низкий голос:

– Гражданка, не надо хулиганить. Сейчас машину уберут с переезда, и тронемся.

Анна вздохнула с облегчением, повертела себе пальцем у виска и вернулась на место. Потом закрутила волосы назад, заколола и откинулась мне на плечо:

– Приедем – разбудишь.

Поезд тронулся.

Мы двигались с ней поступательно, параллельно, слитно, как единое целое. Под нами бежали километры дороги, и мне ужасно приятно было думать, что мы – вместе. Страшную гордость я чувствовал, когда произносил про себя слово "мы". Мы. Аня и я. Её маленькая, аккуратная, полная светлых мыслей и снов голова лежала на моем плече, не опасаясь того, что это плечо исчезнет или дрогнет. Я чувствовал рядом её дыхание, биение сердца, голодное урчание в её желудке… впрочем, негромкое. Короче, с этого момента я поверил, что мы будем вместе всегда.

Поезд летел и летел, унося нас прочь от острова Белого. Я был благодарен судьбе за эту поездку. Ещё бы – мы пережили много всего разного, и впечатлений набралось на всю жизнь. Изменилось наше представление о мире, и теперь он был полон тайн и надежд.

Но главное, что я получил от этой поездки – доверие и дружбу Анны. Я знал, что даже если нам не повезёт, и судьба раскидает нас всех по свету, Анна и я будем помнить друг о друге, мы всегда будем духовно близки, оставаясь друзьями и понимая друг друга, несмотря ни на что.

Поезд останавливался на станциях, трогался снова. Ближе к городу в вагон стали заходить пассажиры, и от этого на душе стало светлее. Это означало, что мы вернулись в реальный мир, более понятный и добрый, чем тот, из которого мы бежали…

– Подъезжаем. Просыпайся, – я коснулся её щеки.

Она открыла глаза, села прямо и потянулась:

– Даже не верится.

Пропустив всех остальных, мы взяли вещи и, помогая Егошину, выбрались из вагона.

– Теперь в больницу, – сказала Анна.

Посадив Егошина на носилки, мы двинулись по улице. Дождик моросил, но был приятным, лёгким и свежим. Мы шли быстро и скоро оказались у больницы. Из регистратуры нас отослали к дежурному врачу. Им оказался высокий, седой мужчина с аккуратной бородкой и лёгкой примесью чего-то южного в лице.

– Что у вас? – спросил он.

– Нога, – ответил Егошин.

– Положите его на кушетку. Показывайте.

Егошин закатал штанину. Реакция врача была абсолютно неожиданной. Он поднял на нас глаза и спросил:

– Что это?

Наступила пауза, после которой Егошин нашёлся:

– Кажется, травма.

– Это понятно, – сказал врач. – Как это произошло?

– Вы всё равно не поверите, – сказал я.

– Я поверю. У меня много всякого было. Один раз из черепа извлёк гайку. Как она туда попала, больной не знал. Вы-то хоть знаете, как это случилось?

– Его дух схватил за ногу, – сказала Люся.

Врач развёл руками:

– Ну что ж. Дух так дух. Когда это было?

– Позавчера, – сказал Егошин.

– И как себя ведёт… травма?

– Растёт. Вначале была вот такая, а сейчас уже коленку переползла.

Врач нервно заходил по комнате туда-сюда.

– Честно говоря, – сказал он, – я никогда ничего подобного не видел. Бывают раны. Бывают гангрены. Бывают ожоги, в конце концов. А что это такое, я не знаю. Такого не бывает. Нога болит?

– Ходить не могу, – сказал Егошин. – И сгибается с трудом. А болит не сильно, раньше гораздо хуже было.

– Так… – врач помыл руки, подошёл к Егошину и стал щупать рану пальцами. – Пузырьков нет. Гноя нет. Что-то