Военачальники и войска, служившие ал-Малику аз-Захиру, отслеживали его передвижения и устроили несколько засад, о которых враг не подозревал, пока не подвергался нападению и не был порублен мечом; они убили семьдесят пять (захватчиков) и взяли пленных. Сам повелитель Антиохии укрылся в местечке под названием Шиха, откуда бежал в свой собственный город.

В течение второй декады этого месяца во время бури на берег выбросило два корабля, которые шли к врагам. На них находились мужчины, женщины, дети и огромное количество зерна и овец. Оба корабля попали в руки к мусульманам. Враг только что сумел захватить один из наших кораблей, везших в Акру воинов и деньги, но захват этих двух судов сгладил неприятное впечатление, произведенное на наших воинов потерей корабля, и сполна компенсировал неудачу. С того времени лазутчики и люди, которых враги допускали в свой лагерь, регулярно сообщали нам новости, и мы знали, что осаждающие вознамерились дать мусульманам генеральное сражение в открытом бою. Как раз тогда султан был болен, страдая от желчной лихорадки; поэтому он счел, что ему лучше всего отвести армию к горам Сифрам. В 19-й день рамадана он лично отправился туда и занял позицию на вершине горы, а войска разбили лагерь на вершинах холмов, где не было жидкой грязи, и начали готовиться к зимовке. В тот же день перенесший подряд две лихорадки и чувствовавший себя очень скверно Зайн ад-Дин Юсуф, сын Зайн ад-Дина (Али) и повелитель Ирбиля, попросил разрешения вернуться к себе домой. Не получив его, он упросил, чтобы его отпустили в Назарет. Там он провел несколько дней, поправляя здоровье; однако состояние его продолжало ухудшаться день ото дня, и он скончался в ночь на вторник, 28-й день месяца рамадан (29 октября 1190 г.). Его брат Музаффар ад-Дин присутствовал при его кончине. Все оплакивали судьбу молодого эмира, почившего в столь юном возрасте и так далеко от дома. Султан назначил Музаффар ад-Дина правителем Ирбиля, а в обмен получил Харран, Эдессу, Сумейсат и прилегающие к этим городам земли. Однако он также отдал ему и город Шахр Зур. Скрепив договоренность клятвой, он велел ал-Малику ал-Музаффару Таки ад-Дину Умару, сыну его брата Шахиншаха (“Князя князей”), занять позицию, которую прежде занимал Музаффар ад-Дин, чтобы заполнить брешь, образованную в результате [его отбытия в связи с] кончиной его брата. Музаффар ад-Дин оставался в лагере до тех пор, пока не прибыл Таки ад-Дин. Таки ад-Дин прибыл в 3-й день месяца шаввал (3 ноября) вместе с Муазз ад-Дином.

Муазз ад-Дин по прозванию Синжар Шах («Царь Синжара») был сыном Сейф ад-Дина Гази, сына Маудуда и внука Занги. В те времена, о которых мы ведем речь, он был правителем Дазиры. Мы уже сообщали о дате его приезда для участия в священной войне против захватчиков. Усталый, измученный, измотанный длительностью своего пребывания в осаде, он несколько раз посылал гонцов и письма султану, прося того разрешить ему вернуться домой. Султан отказывал ему в его просьбе, потому что, хотя франки и присылали теперь гонцов, жаждая заключения мира, он не мог сократить численность своего войска до того, как окончательно выяснится, удастся ли заключить мир или же боевые действия продолжатся. Синжар Шах между тем продолжал упорствовать в своей просьбе и в день окончания поста 586 г. (1 ноября 1190 г.) на заре он появился у входа в шатер султана и потребовал, чтобы его пропустили внутрь. Султан отказался принять эмира, ввиду болезни, которая причиняла ему страдания и подрывала его здоровье; однако Муазз ад-Дин настаивал на своем до тех пор, пока ему не было дозволено войти. Он почтительно предстал перед султаном и прямо попросил отпустить его. Султан еще раз объяснил причины своего отказа, добавив при этом: «В такое время мой долг состоит в том, чтобы собирать войска, а не распускать их». Тогда эмир опустился на колени, чтобы поцеловать ему руку, как это делают на прощание, и тотчас же вышел из шатра.

Он направился прямо к своим войскам и приказал бросить пищевые котлы со всей едой, которая в них находилась, свернуть шатры и следовать за ним. Когда об этом безрассудном поступке сообщили султану, он приказал направить беглому эмиру письмо следующего содержания: «Несколько раз ты умолял меня о заступничестве и говорил, что испытываешь страх перед некоторыми членами своей семьи, которые, как ты говорил, намерены напасть на тебя и отобрать у тебя твой город. Я удовлетворял твои просьбы, предоставляя тебе и заступничество, и поддержку. С тех пор ты наложил руки на добро твоих подданных; ты проливал их кровь, навлекал на них бесчестье. Несколько раз я посылал к тебе, предупреждая о необходимости воздерживаться от подобных поступков, но ты не обращал внимания на мои советы. Затем, когда началась эта война, от исхода которой во многом зависит будущее нашей религии, ты явился сюда со своей армией, откликнувшись, как тебе и людям известно, на мое приглашение. Спустя некоторое время ты стал вести себя беспокойно, поднимал суматоху, а потом постыдно уехал, не дождавшись результата нашей войны с врагом. Теперь можешь поступать по своему усмотрению; ищи себе другого защитника и как хочешь защищай себя от тех, кто может на тебя напасть. Я больше не стану заботиться о твоих делах». Это письмо было послано с гонцом, пустившимся в путь на дромадере и настигшим беглеца неподалеку от Тивериады. Эмир ознакомился с содержанием письма, но не придал ему значения и поехал дальше. Ал-Малик ал-Музаффар Таки ад-Дин, которому было приказано занять место Музаффар ад-Дина, об отъезде которого мы поведали выше, встретился с этим эмиром на горе Акаба Фикия и, видя, как тот спешит и по какой-то причине испытывает неудовольствие, спросил его, что произошло. Эмир рассказал ему о том, что случилось, жалуясь, что султан не дал ему ни почетных одежд, ни разрешения на отъезд.

По этому признаку ал-Малик ал-Музаффар сразу же догадался, что эмир не только отбыл без разрешения султана, но и действовал вопреки его воле. Поэтому он сказал: «Лучшее, что ты можешь сделать, — это вернуться к исполнению своего долга в лагере и дождаться, пока султан тебя не выслушает. Ты еще очень молод и не подумал о последствиях своего поступка». Эмир ответил, что не может вернуться, на что Таки ад-Дин повторил: «Возвращайся, или я верну тебя силой; у тебя не будет ни минуты покоя, если ты уедешь таким вот образом». Эмир упорствовал и очень грубо отвечал ал-Музаффару, но тот все-таки сказал: «Хочешь ты того или нет, но ты вернешься». Таки ад-Дин был человеком очень решительным, готовым на крайние меры и никого не боявшимся. Поэтому эмир вернулся с ним, прекрасно понимая, что если он этого не сделает по собственной воле, то будет остановлен и принужден вернуться насильно. Когда они подъехали к лагерю, ал-Малик ал-Адил вышел встречать Таки ад-Дина, чтобы оказать ему почет, а поскольку мы находились в его свите, то видели, что Таки ад-Дин привез с собой Муазз ад-Дина. Два эмира (ал-Адил и Таки ад-Дин) направились в шатер султана и уговорили его простить ал-Муазза. Тот настолько боялся за свою жизнь, что просил и получил разрешение поставить свой шатер рядом с шатром Таки ад-Дина и оставался на этом месте до тех пор, пока не настало время уезжать.

Дядя вышеупомянутого молодого эмира, Имад ад-Дин, постоянно обращался с просьбами позволить ему вернуться домой, сетуя на суровость зимы, к которой он оказался не подготовленным. Султан отказывал ему, ссылаясь на то, что переговоры о мире, которые он вел с неприятелем, еще не завершились, а также потому, что, в случае их благополучного исхода, он хотел обсудить условия перемирия со своим советом, на котором следовало бы присутствовать и Имад ад-Дину. Тогда этот эмир потребовал предоставить ему зимние шатры, но не смог их получить; он просил дать ему денег, но и в этом ему было отказано. Между султаном и этим эмиром постоянно сновали гонцы, но султан всегда находил веский предлог для оправдания своих отказов. Я лично принимал участие в этих переговорах. Имад ад-Дин решил уйти столь твердо, что это не поддается словесному описанию; однако султан не менее твердо был намерен удержать эмира до тех пор, пока не станут ясны результаты переговоров с неприятелем. Имад ад-Дин дошел до того, что направил султану формальный запрос о возможности своего отбытия, написанный им собственноручно. За учтивыми выражениями этого письма чувствовалась обида. На обратной стороне петиции султан начертал своей рукой: «Хотел бы я знать, что ты выиграешь, утратив мою поддержку». После получения такого ответа Имад ад-Дин воздержался от дальнейших просьб.