Мало что в повседневной жизни, подобно болезни или боли, может заставить нас прислушаться к скрытым препятствиям, к недовольному бормотанию ума и тела. В сущности, опухоль, ранение, депрессию, боль можно использовать как магический кристалл, как чудесное зеркало привязанностей ума. Ведь, по всей видимости, где бы ни отмечались неприятные ощущения, в этой области привязанности ума выходят на поверхность. Действительно, болезнь или стресс можно использовать как точнейшее устройство биологической обратной связи. Малейшие проявления напряжения, сопротивления, привязанности к страданию можно переживать как всё более сильные волны ощущений. На таком уровне обратная связь с нашим сопротивлением боли и жизни может многому нас научить.

Когда мы начинаем наполнять область своей болезни любовью и осознанностью, невзирая даже на трудности, с которыми мы сталкиваемся на пути, благодаря этому действию начинает определяться наше понимание любви. Возникает вопрос: «Что в принципе значит относиться к болезни с любовью?» Как странно: раньше мы никогда не замечали, что, испытывая боль, мы наполняем её отвержением, тревогой и стремлением избавиться от неё, а не любовью и осознанностью. Именно тогда, когда мы больше всего нуждаемся в энергии сердца, она оказывается практически недоступной.

Принять препятствия с благожелательным вниманием – значит положить начало своей величайшей свободе. Наша сопричастность жизни начинается с анализа глубинного сопротивления такой сопричастности.

Болезнь делает препятствия явными, вытягивает их из бессознательного на свет сознания. Болезнь – это возможность исцелиться. Возможность раскрыть истинную природу любви и целостности, полноту простора, незамутнённого внимания, возможность полностью открыться жизни – такой, какая она есть, вне защитных схем и застарелых проблем. Всё просто является таким, как есть, и присутствует только само бытие.

Прежде чем мы сможем дальше говорить о развитии милосердия, необходимо усвоить, что в основе сострадания лежит непричинение вреда, ненасилие. Перед тем как начать думать о «сотворении добра», нужно серьёзно поразмышлять над тем, чтобы отказаться от причинения вреда. Перед тем как начать играть с ангелами своего сострадания, нужно посидеть за чашкой чая с «демонами» наших привязанностей. Чтобы встретиться со злыми духами вроде тех, которые посетили Миларепу, на воображаемом Хэллоуине ума, не страшась призыва «Угощай, или пожалеешь!», продиктованного страстным желанием, нужно подойти к ним безоружным, предложить обманщикам сладостей, наблюдать, как они ослабевают, подобно детям, сворачиваясь у огня, припадая к груди любящей доброты.

Большинство людей по природе являются добрыми и чуткими, но ещё не исцелились от реактивного, травмирующего характера своего гнева. Мало кому доводилось пить чай со своей яростью или непониманием. Большинство стремятся избавиться от таких чувств, из-за чего они неосознанно вырываются на поверхность в мире, и без того переполненном насилием и косностью. Очень немногие берут на себя ответственность за свой гнев с целью развития в своей жизни качества ненасилия. Взять ответственность за свой гнев – значит устанавливать с ним связь, а не отстраняться от него. Быть ответственным – значит быть способным отвечать, а не чувствовать себя вынужденным реагировать. Быть ответственным за свой гнев – значит делать его предметом свободного выбора. Когда мы реагируем на гнев, жизнь застывает в механических действиях старого ума. Ответственность позволяет вступить в настоящее по-новому. Ограничиваясь реакцией, мы оставляем всё на прежних местах.

Реагировать на свой гнев – значит заваливать булыжниками страха и недоверия вход в свою пещеру. Откликаясь на гнев, мы приглашаем его выпить с нами чашку чая, встречаемся с ним лицом к лицу, в свете, струящемся сквозь широкий вход в наше пещерное жилище. Мы редко взаимодействуем со своим гневом настолько глубоко, обычно мы почти не замечаем его присутствия до тех пор, пока не выйдем из себя. Мы редко видим, как зарождается гнев, поскольку склонны отрицать его и оценивать как себя, так и гнев, в качестве «дурных». И поэтому мы не замечаем тонких проявлений гнева, когда он только зарождается. Такое омрачённое понимание нашего гнева – побочный результат того, что мы очень часто отворачивались от неприятных вещей, осуждая себя за осуждение, гневаясь на себя за собственный гнев.

Любой человек испытывает гнев, поскольку у всех нас есть желания. Гнев является чем-то само собой разумеющимся. Желание порождает гнев. Когда желание движется к своему осуществлению и возникает что-либо, препятствующее ему, возникает раздражение. Поэтому, когда мы развиваем ненасильственное отношение к миру, необходимо глубочайшим образом понимать свои желания.

Напрямую соприкасаясь с гневом, можно изучить его корни. Анализируя импульс желания, человек начинает по-настоящему понимать, что притягивает и отталкивает ум, саму природу раздражения, чувство нехватки, обострённого желания, тяжести, напряжённости, тошноты. Внимательно наблюдая за раздражением, вы исследуете момент, когда оно резко обращается в гнев. Чем чаще вы наблюдаете за этим переходом, тем быстрее начнёте замечать гнев в самых незаметнейших его проявлениях. Чем быстрее мы замечаем такие потенциально тяжёлые состояния, тем большую лёгкость они обретают. И тем легче нам с юмором заметить: «Какая неожиданность, опять я злюсь!» Очень важно исследовать свой гнев, чтобы не продолжать бесконечно автоматически реагировать на превратности жизни, таща за собой целую груду проблем, требующих разрешения. В сущности, состояние гнева, как и очень многие другие тяжёлые состояния, остаётся неизученным, мы отчуждаемся от него так часто, что почти его не понимаем. Часто, когда мы злимся, это состояние кажется нам неуместным, и мы оставляем его неизученным, неисцелённым.

Гнев, когда он не исследован, даёт начало новому гневу. Гнев, когда он изучен, ведёт к гармонии. Мы очень невнимательны и немилосердны по отношению к самим себе. Исследуя гнев, мы обнаруживаем, насколько изолированными ощущаем себя, испытывая это чувство. Когда мы злимся, весь мир является для нас «чужим». В гневе мы уже испытываем такую боль, что едва можем её выносить, при этом безжалостный, косный ум полагает, что мы заслуживаем ещё большего наказания. На самом деле едва ли можно придумать худшее проклятие, чем сказать другому: «Так злись же до конца своих дней!» В таком случае мы ничего не видели бы, не чувствовали бы запахов и вкусов. Наша жизнь увяла бы, превратившись в пугливую оборону иллюзорной безопасной территории. Мы не смогли бы соприкасаться с миром, ведь гнев действует подобно пелене, застилающей наши органы чувств. Он блокирует восприятие. Действительно, если внимательно наблюдать за раздражением, можно заметить, что гнев возникает внезапно и живёт своей собственной жизнью, это инерция всех моментов прошлого, когда мы отождествлялись с гневом, инерция, которая становится злой и изолированной. Но когда мы встречаем раздражение так, будто видим его впервые, содержимое ума не сковывается никакими напряжениями, затемняющими его естественное развёртывание, в то время как мы учимся откликаться на свой гнев, а не реагировать на него. Реагирование на гнев порождает насилие, унижение, разделённость, из-за которых мы так сильно страдаем.