Команда Санционаре остановилась в «Вестминстер Пэлас» на Виктория-стрит, и люди Паркера быстро узнали, что синьорина Адела Асконта разместилась по соседству с синьором Санционаре.

В сравнении с другими гостями Эстебан Бернардо Зегорбе выглядел определенно скромно. Невысокий, аккуратно и неброско одетый, он сам вынес из поезда свой чемодан, без лишнего шума нанял носильщика и едва не ушел от раскинутой Паркером сети. Но все же не ушел, поскольку позднее стало известно, что испанец снял комнату в скромном «Сомерсет-Хаусе» на Стрэнде.

Из всех гостей меньше других Мориарти знал Зегорбе. Рекомендуя надежных людей, Профессору посоветовали обратиться к этому тихому, неприметному жителю Мадрида, который принял приезжего англичанина в уютном, но далеко не роскошном доме, внимательно его выслушал, согласился — в принципе — с предложением заключить некое подобие альянса и впоследствии вел дела между ними без лишнего шума и с дотошной честностью.

Мориарти знал, что испанец контролирует немалую долю столичной проституции и имеет долю в многочисленных незаконных предприятиях, например, занимается торговлей «белыми рабынями». И тем не менее во многих отношениях Эстебан Бернардо Зегорбе оставался для Профессора загадкой.

— В чем дело, Пип? Ты такой странный.

Фанни сидела за самодельным туалетным столиком в панталонах и сорочке. Наблюдая за ней, Пейджет не в первый уже раз приходил к выводу, что она совершенно не похожа на тех женщин, которых он знал. Во-первых, как подсказывал ему собственный скромный опыт, панталоны носили только шлюхи высокого разряда, хотя они неплохо смотрелись и на тех высокомерных дамочках из среднего класса, рисунки которых ему доводилось видеть в журналах. Он вспомнил, как рассматривал принесенный откуда-то Эмбером журнал и как смеялся над объявлениями о продаже корсетов и прочего белья. Были еще открытки — Спир говорил, что они из Парижа, — с молодыми женщинами в цветных, отделанных кружевами панталонах. Те картинки неизменно повергали Пейджета в ужас. Как и теперь вид сидящей за столиком Фанни.

И все же он не мог избавиться от ужасного подозрения, снова и снова зарождающегося в его бедной голове. В последнее время оно не давало ему покоя. Фанни Джонс, девушка ниоткуда, выглядела порой настолько чуждой ее нынешнему окружению, что иногда, особенно по ночам, ему недоставало смелости даже прикоснуться к ней. Возможно, то, что он чувствовал, и было той странной штукой, которую называли любовью, хотя что именно это значит, Пейджет не очень-то понимал.

Облечь одолевавшие его страхи в слова он не мог, хотя они и крепли день ото дня. Если выяснится, что Фанни агент Грина или подослана к Мориарти полицией, что ему делать? У Профессора ответ на все один, и от одной мысли об этом Пейджета бросало в дрожь.

— Пип? — снова окликнула его Фанни. — Тебя что-то беспокоит? Наша свадьба? — Она поднялась со стула и, подойдя сзади, обняла за шею и ткнулась носом ему в затылок. — Свадьба, да? Не хочешь на мне жениться?

Никогда не отличавшийся обходительностью в отношениях с женщинами, Пейджет повернулся и крепко ее обнял. Как объяснить, что именно этого он хочет больше всего на свете? Как признаться — даже самому себе, — что ради нее он готов на все, даже если придется расстаться с Мориарти.

— Я люблю тебя, Фан, — только и сказал Пейджет. — Я люблю тебя, и во вторник мы поженимся. Ни о чем другом я и думать не могу.

Пятница, 13 апреля 1894 года

Энгус Кроу чувствовал — прогресс, пусть и небольшой, все же есть, дело не стоит на месте. Он, правда, вряд ли мог бы сказать, в каком именно направлении оно продвигается, поскольку ниточки, возможно, вели в разные стороны. А еще радовало то, что у него уже сейчас были вполне законные основания для ареста Джеймса Мориарти. Оставалось только подобраться к нему поближе.

Увеличивался и список имен — одних инспектор находил в старых папках, другие всплывали при допросах задержанных по горячим следам событий понедельничной ночи. Да и сам Холмс упоминал некоего Паркера, исполнявшего обязанности то ли шпиона, то ли наблюдателя. Среди сомнительных знакомых полковника Морана постоянно повторялось имя Спира, а в показаниях арестованных чаще других звучали имена китайца Ли Чоу и Пейджета, причем последний, похоже, определенно участвовал в разборке на Нельсон-стрит.

К сожалению, выйти на след Майкла Грина и Питера Батлера по-прежнему не получалось, хотя немалое число их сторонников и оказалось за решеткой. Кроу распорядился продолжать допросы, не давая задержанным никаких послаблений, и одновременно расширить область поисков исчезнувших главарей.

Стрелка часов подползала к одиннадцати, когда телеграф принес сообщение из римской квестуры.

По нашим сведениям в Англию прибыл некто Луиджи Санционаре тчк Предлагаем установить наблюдение тчк Подозревается в убийстве краже и других преступлениях тчк Санционаре сопровождают двое мужчин и женщина известная под именем Адела Асконта тчк

Далее шло основанное на антропометрической системе описание Санционаре. Не придав сообщению большого значения, Кроу с завистью подумал об эффективности итальянской полиции. Когда-нибудь, мечтал он, британская и континентальная полиция создаст единую организацию, способную отслеживать перемещения каждого пересекающего границы преступника.

К сожалению, заманчивые мечты ничем не помогали Кроу в его нынешнем расследовании, а потому инспектор решительно отодвинул их подальше и сосредоточился на текущей задаче. Если Мориарти и впрямь генерал некоей криминальной армии, то не исключено, что истории о нем, встречающиеся в старых документах, содержат по крайней мере крупицу правды.

Одной из самых невероятных и часто повторяющихся тем была та, согласно которой Мориарти был профессором Джеймсом Мориарти, прославившимся рядом работ в научном мире и обладавшим сверхъестественной способностью полностью изменять внешность. Поработав с показаниями, инспектор сумел выделить по меньшей мере один факт: Мориарти существовал как бы в двух обличьях. Одни описывали его как высокого, сухощавого мужчину с характерным лицом, хорошо известным многим ученым; другие — как человека, не столь высокого роста, на несколько лет моложе, плотного и к тому же, в отличие от первого, обладателя внушительной шевелюры.

Логика вела инспектора к простому заключению: либо за профессора Мориарти, вожака преступного мира, выдают себя два разных человека; либо один человек выдает себя за двоих. Если верно последнее положение, то человек этот не может быть профессором Мориарти хотя бы в силу возраста. Quod erat demonstrandum. Что и требовалось доказать.

Довольно улыбнувшись, инспектор начал тихонько напевать про себя, а потом и вовсе разразился песенкой:

О! Мистер Паркер, что делать мне?

В Бирмингем я хотела поехать,

Но меня отправили в Кру…

Несколько недель назад миссис Коулз затащила его на постановку «Мисс Мари Ллойд» в Эмпайр-театр, что на Лейстер-сквер, и они еще долго посмеивались над весьма откровенными намеками героини.