– Может быть, они не полезут, – с надеждой сказал Бригг, испуганный уверенностью Уоллера.

Тот не отвечал минуты две, потом негромко сказал:

– Вот они. – И громче: – Приготовиться! Огонь!!!

На этот раз атаку ничто не могло остановить. Сильный шквальный огонь вывел из строя прожектор, и он, странно похожий на игрушечный барабан, отлетел прямо в руки Синклеру. Смертельно раненый пулеметчик упал на пулеметы и стал медленно сползать по ним, как пьяница по столбу. Услышав, что пулемет замолчал, один из гуркхов, засевших под бронированным вагоном, с обезьяньей ловкостью вскочил на его высокий борт и стал карабкаться вверх, но партизаны тоже не зевали. Они застрелили его, когда гуркха был на самом верху, и он, перегнувшись пополам, свалился вниз. Следующие две пули попали Синклеру в живот, выбросив его из броневаго-на в ров возле полотна.

Ничего этого Бригг не видел – он был в ужасе. Бандиты атаковали с такой яростью, что казалось, они вот-вот сметут немногочисленных защитников поезда. Пока был жив Уоллер, Бригг еще как-то держался и даже стрелял навскидку по бегущим от леса фигурам, но внезапно маленький пехотинец удивленно вздрогнул, уронил голову на свой горячий «стэн», а потом откатился в сторону.

И тогда Бригг не выдержал. Вскочив с насыпи, он стремглав побежал вдоль рва, волоча ногу, словно клоун на манеже. Спотыкаясь о трупы и брошенное оружие, он скользил по грязи, вскакивал и бежал дальше, громко крича и обращаясь не то к своим, не то к врагам:

– Я за помощью! Я пошел за помощью!!!

Бандиты уже почти овладели поездом; только в одном из вагонов все еще отстреливались несколько гуркхов. Выстрелы звучали теперь значительно реже, в темноте раздавались только хриплые стоны, всхлипывания и тупые удары падающих тел. От этих звуков и бежал Бригг, бежал почти с детской непосредственностью, бежал, не помня себя от ужаса, прямо к деревьям, из-за которых и появились партизаны, атаковавшие поезд с тыла. Он спешил за помощью. Куда – этого Бригг не знал, но бежал и бежал…

Синклер пришел в себя и пошевелился. Он лежал на самом дне рва в грязной луже, которая понемногу пополнялась его собственной кровью. Стрельба почти прекратилась, и Синклер слышал голоса, быстрые шаги и чей-то плач.

Плач раздавался совсем близко, и Синклер, приподнявшись на локте, с трудом сел, хотя ему было очень больно.

Поезд горел, и в отблесках пожара Синклер рассмотрел в двадцати ярдах от своей канавы плачущую малайку. Это была девочка-подросток, пухленькая, как месячный щенок. Перед ней стоял один из бандитов. Одной рукой он небрежно держал автомат, а другой расстегивал на девочке платье. Та стояла неподвижно, словно парализованная страхом, и только всхлипывала, пока бандит срывал с нее одежду.

Пока Синклер смотрел, китаец успел распустить ремень на брюках. Девичье тело отражало свет пожара, на шее и полных грудях плясали оранжево-красные блики. Малайка закрыла лицо руками, но по-прежнему была не в силах двинуться с места. Бандит расстегнул последнюю пуговицу на ширинке и несильно толкнул ее на землю свободной рукой.

Во рву рядом с Синклером оказался еще один труп. Возле его головы тускло и холодно поблескивал «стэн».

«Грязные маленькие кобели на сворке, – подумал Синклер. – У каждого свои, но у всех одинаковые».

Он подобрал автомат, уложил его на край канавы и тщательно прицелился, морщась от жгучей боли и чувствуя, что кровь из ран пошла сильнее. Нажимая на спусковой крючок он слегка повел стволом, стараясь послать пули по широкой дуге.

Эффект был поразительным. Длинная очередь перерезала бандита пополам, и он рухнул со вспоротым животом точь-в-точь, как один из тех мешков с сеном, которые они в Пенглине использовали для обучению штыковому бою.

Синклер медленно сполз на дно канавы. Мысли его оставались логичными и ясными, как прежде, хотя он очень хорошо чувствовал застрявшие в животе пули. Невольно Синклер вспомнил бородатую шутку о том, что свинец, к сожалению, не переваривается. Потом ему в голову пришла мысль о молитве или о том, чтобы пропеть один из гимнов, которые они исполняли в детском церковном хоре, но, откровенно говоря, он так давно обращался к Богу в последний раз, что ему показалось неудобным беспокоить Его теперь.

В конце концов Синклер устроился поудобнее, и стал думать о мистере и миссис Бут из Ройял Оук, и о том, как дрожит платформа, когда мимо несется Пэддингтонский экспресс. Потом он мысленно перечислил названия всех локомотивов класса «Битва за Англию» и порадовался, что не пропустил ни одного. Вспомнилось ему и место у насыпи, откуда начинался подъем на Рагби – холодные лунные ночи и мощные паровозы, карабкающиеся в гору по сверкающим рельсам. Как досадно, черт!…

Внезапно Синклер услышал шипение пара и паровозный свисток, пробившийся сквозь дымку воспоминаний, и пришел в себя. Это был настоящий свисток, а не бред умирающего. Он напряг слух, и свисток повторился – уже гораздо ближе; следом донеслись громкие крики. Тогда Синклер с трудом поднял к глазам руку и взглянул на часы со светящимся циферблатом.

– Ага, – удовлетворенно шепнул он. – Вот и полуночный из Куала-Лумпура…

Часы показывали пять двадцать девять. В пять тридцать Синклер был мертв.

Бригг бежал по джунглям в одних носках, которые изорвались и намокли от воды и крови – чужой и его собственной, сочившейся из многочисленных порезов на ногах. Задыхаясь, он ломился через густой подлесок и налетал на толстые стволы всякий раз, когда оглядывался назад, чтобы проверить, не преследует ли его кто. За каждым деревом ему мерещились партизаны, а позади он видел зарево горящего поезда, слышал редкие выстрелы и продолжал мчаться во всю прыть уверяя себя, что должен привести подмогу.

Через несколько ярдов путь ему преградила небольшая речушка с обрывистыми топкими берегами, и Бригг неловко прыгнул в воду ногами вперед. Ему казалось, что узкая река должна быть мелкой, но он ошибся. Речка оказалась очень глубокой, и Бригг с головой ушел в заросшую тиной вонючую воду, которая еле-еле текла.

Выпустив тяжелую винтовку, которую он, сам того не сознавая, продолжал сжимать в руках, Бригг отчаянно забарахтался и, – облепленный длинными космами тины, словно водяной, – пробкой выскочил на поверхность. Река оказалась слишком узкой, чтобы плыть, и слишком глубокой, чтобы идти вброд.

Отплевываясь и отфыркиваясь изо всех сил, Бригг совершил несколько судорожных рывков и выбросился грудью на противоположный берег, но выкарабкаться из воды ему никак не удавалось, хотя он извивался всем телом и хватался руками за какие-то скользкие корни. Несколько раз он срывался, но наконец ему удалось зацепиться за какую-то кочку и подтянуться. Бежать дальше было нельзя, и Бригг пошел по болоту, утопая по колено в грязи и шарахаясь от мирных обитателей трясины, разбегавшихся во все стороны при каждом его шаге.

Когда болото кончилось, Бригг снова обернулся. Оттуда, откуда он пришел, не доносилось ни звука, а проглядывающее между деревьями небо приобрело красивый и одновременно жуткий розоватый оттенок. Бригг снова пустился бежать.