Побег обнаружили. Сергей Николаевич остановил музыку, включил все освещение, поднялся на место музыкантов, осматривая площадку.

– Где они? – рявкнул в микрофон.

Гости испуганно заозирались, подняли головы даже те, кто давно спал лицом в салате.

– Где они?! – повторил он, а затем шальным взглядом осмотрел толпу, остановился на Степе с Полиной. Спрыгнул на землю и размашистым шагом, почти бегом, подошел к ним.

– Где они?! – повторил он. – Отвечай!

Полина испуганно съежилась, шагнула за спину Степе, но не успела: Сергей Николаевич грубо схватил ее за руку и потянул на себя. Приблизил искаженное яростью лицо к ее милому перепуганному личику и прошипел: – Узнаю, что помогла сбежать, лично навьей сделаю!

И у Степы в голове что-то щелкнуло. Переключился какой-то важный тумблер, отвечающий за страх перед этим человеком, за уважение перед бабой Глашей, за гордость перед ответственной миссией. Выключил их. Осталось только желание защищать ту, что согласилась быть его женой.

Ни слова не говоря, Степа шагнул вперед, и сильные пальцы, не боящиеся самой трудной, самой черной работы, сомкнулись на шее Сергея Николаевича.

– Отпусти ее, – спокойно, даже как-то лениво сказал он.

Сергей Николаевич перевел на него ошалелый взгляд, в котором читалось крайнее изумление, будто его укусила бабочка. Он продолжал удерживать Полину за руку, оставляя синяки на нежной коже, и Степа сжал пальцы сильнее.

– Отпусти ее, – повторил он. – Иначе я сверну тебе шею.

– Степа! – На второй его руке повисла баба Глаша, но Степа легко отмахнулся от живого мертвеца.

Сергей Николаевич захрипел, задергался и наконец выпустил руку Полины. Полина отпрыгнула в сторону, потерла ладонью начавшее наливаться синевой запястье. Степа еще несколько долгих мгновений сжимал шею мужчины, а потом наконец тоже разжал пальцы.

– Ты еще пожалеешь об этом, – пригрозил Сергей Николаевич.

– Еще раз тронете мою жену – пожалеете вы, – не остался в долгу Степа, ловя на себе восхищенный взгляд Полины. – Отправитесь в погоню за Матвеем и Ликой – тоже. Я сильнее вас. И вы это знаете.

Лика

Воровато оглянувшись, Лика приподняла длинную юбку и вытащила привязанный бинтом к ноге тюбик крема для рук, быстро выдавила белую субстанцию на тыльную сторону ладони, тщательно растерла, уделяя особое внимание самым страдающим местам – между пальцев, а потом спрятала тюбик обратно. Матушка Фотиния (вот имечко-то выбрала себе!) не одобряла использование никаких косметических средств, даже если ты целый день мыла посуду или того хуже – стирала белье. Каждая должна нести послушание кротко, не роптать, не жаловаться. А если пользуешься кремом, значит, ропщешь. Лика придерживалась другого мнения, но спорить с игуменьей уже давно перестала. Без толку это все. Проще втихаря делать так, как считаешь нужным.

Ужин давно закончился, Лика убрала трапезную, вымыла посуду, расставила сушиться и только после этого покинула кухню. Личного времени оставалось немного, но сегодня она не собиралась тратить его на книги или интернет. Сегодня ее ждали в монастырском саду посетители, и она торопилась к ним. Она и посуду позже помыла бы, как делала частенько, когда несла послушание на кухне, но матушка Фотиния уже успела наорать на нее два раза за день, третий определенно будет лишним.

Матвей и Мирра сидели на скамейке в тени сильно разросшегося куста сирени. Весна в этом году выдалась поздней, а потому многочисленные гроздья уже налились, но еще не распустились. В воздухе пахло свежей травой и молодыми листьями, но божественного аромата сирени пока не ощущалось. Лику посетители еще не увидели, и она шла незамеченная, а потому позволила себе на мгновение позавидовать им, подумать о том, что вместо Мирры должна сидеть она, но быстро справилась с эмоциями. На месте Мирры она сейчас сидела бы в глухой деревне. Не то чтобы крохотный монастырь был намного лучше, а матушка Фотиния в гневе даст фору двум бабам Глашам, а все-таки Лика была уверена, что там ей нравилось бы меньше. Особенно теперь, когда даже в монастыре она смогла вернуться к любимому делу.

Первый год в монастыре Лика выла волком, постоянно конфликтовала с монахинями и другими послушницами, доводила до слез трудниц и до истерических припадков игуменью. Если бы могла – сбежала бы. Но сбежать Лика не могла. Как и матушка Фотиния не могла ее выгнать. И стала бы жизнь Лики при монастыре каторгой для всех, если бы не помог случай.

Она несла послушание в саду, расчищала от снега дорожки, а потому стала невольной свидетельницей разговора сестры Марии с родным братом. Последний жаловался на то, что заказанный на венчание фотограф в последний момент взял другой заказ, искать нового уже нет времени. Сестра Мария сочувствовала, но помочь могла только бесполезной молитвой. И тогда Лика решилась. Подошла и предложила свои услуги. Выбора у молодых все равно не было, лучше уж какой-нибудь фотограф, чем никакой. Невеста не переживет, если с таинства венчания у нее останутся только снимки на мобильные телефоны гостей.

Фотоаппарат взяли монастырский. Такой же древний, как и стены богоугодного заведения, но Лика выжала из него невозможное. Мощный компьютер, подаренный монастырю спонсорами, был у игуменьи, и Лика совершила страшный грех: поставила на него взломанный Фотошоп. Зато фотографии получились такие, что едва ли другой фотограф сделал бы лучше.

Через несколько недель ее вызвала к себе матушка Фотиния на важный разговор. Спросила, не хочет ли Лика вернуться к свадебной фотосъемке. Конечно же, она хотела! И даже условия работы ее не оттолкнули. А схема была простая: матушка Фотиния вступила в преступный сговор со священниками ближайших церквей, с которыми водила тесную дружбу, и те запретили фотографировать венчания фотографам со стороны. Снимать теперь мог только церковный фотограф. Коим и предлагали стать Лике. Ясно дело, она согласилась! И в общем-то даже на исповеди не признавала сие грехом. Монастырь у них маленький, паломников немного, спонсоров – и того меньше. А зарабатывать как-то надо.

В монастырь потекли первые деньги. И если сначала молодожены возмущались такими правилами, некоторые даже искали другие церкви для венчания, то вскоре талант Лики сделал свое дело: слава о ней начала передаваться от невест к подружкам, от гостей к родственникам. Лику хотели видеть уже не только на венчании, но и на всей остальной церемонии. И прижимистая скряга матушка Фотиния вытащила из кубышки приличную сумму на хороший дорогой фотоаппарат и несколько объективов. Лика лично ездила с ней выбирать и покупать их и чувствовала себя при этом ребенком, которому подарили на Новый год самую долгожданную игрушку. Даже руки потели и мысли путались в голове. Первую ночь она вообще не могла уснуть, то и дело поднималась с кровати, вытаскивала тушку из сумки, гладила и мечтала, какие будет делать фотографии.

Матвей и Мирра приезжали нечасто: раза два-три в год. В основном когда бывали в этих краях по делу. А дело у них теперь было только одно, точнее, два: они искали не только места наподобие той деревни, где провели незабываемую Мертвую неделю, закрывали границу между Явью и Навью, но и людей, таких, как они сами. Тех, кто уже образовал пару, перетягивали на свою сторону, тем, кто еще жил в неведении, рассказывали правду.