он застал». Сократ в речи против Каллимаха сказал: «Следует сохранять существующее правительство». Так, и Цицерон в речи к квиритам против Рулла говорит, что блюстителю спокойствия и согласия присуще защищать любой государственный строй, существующий в данное время; и Ливий (кн. XXXV) считает, что каждый добрый гражданин должен довольствоваться существующим порядком.

4. И тогда, когда вышеуказанные признаки отсутствуют, все же предположение, согласно которому нужно думать, что каждый предпочитает удерживать свое достояние, уступает место другому предположению, согласно которому невероятно, чтобы кто-нибудь долгое время не выражал удобопонятным образом того, что составляет предмет его желания[377] (Ангел из Клавасии, Summa, слово Inventa).

IX. Без такого предположения собственность по праву народов может переходить вследствие продолжающегося с незапамятных времен владения

Пожалуй, с некоторой вероятностью можно сказать, что дело здесь не в одном только предположении, но что правом народов, зависящим от человеческой воли, введен закон[378], согласно которому непрерывная незапамятная давность владения, не нарушенная обращением к третейскому судье, полностью переносит право собственности. Весьма вероятно, что народы дали на это согласие, так как это весьма необходимо для сохранения общего мира. Я не напрасно упомянул о непрерывном владении, то есть, как говорит Сульпиций у Ливия (кн. XXV), о «едином и непрерывном праве владения, осуществляемом постоянно, без какого-либо перерыва». Он же говорит в другом месте (кн. XXXIV) о «непрерывном владении, не оспариваемом никем». Ибо прерванное владение не порождает никаких прав. Нумидийцы отвечали карфагенянам: «В зависимости от обстоятельств то карфагеняне, то нумидийские цари овладевали правом, так как владение всегда на стороне того, чье оружие имеет преимущество».

X. Может ли еще не рожденный ребенок быть лишен права таким образом?

1. Тут возникает другой вопрос и даже весьма затруднительный: может ли право молчаливо утрачиваться еще не родившимися детьми путем такого оставления вещи? Если мы скажем, что не может, то данное только что правило ничем не может способствовать спокойному обладанию государственной властью и собственностью, так как и та, и другая по большей части должны переходить к потомству. Если же мы дадим утвердительный ответ, то станет ясно с очевидностью, что молчание может повредить тем, кто не может говорить, не будучи еще в числе живущих, или что действия одних могут принести ущерб другим.

2. Для разрешения этой трудной задачи необходимо иметь в виду, что еще не родившийся ребенок не имеет никаких прав, подобно тому, как несуществующая вещь не принадлежит никому. Поэтому, если народ, от воли которого исходит право правления, изменит свою волю, то он не причинит никакой обиды еще не родившимся, которые еще не приобрели какого-либо права. А народ может изменять свою волю как путем явно выраженного волеизъявления, так, по-видимому, и молчаливо. С изменением же воли народа – пока не существует право тех, кого можно только ожидать[379], и коль скоро родители, от которых еще могут родиться те, кто со временем приобретет свое право, оставляют это самое право, – ничто не может воспрепятствовать тому, чтобы оставленная вещь могла быть захвачена кем-нибудь другим.

3. Мы толкуем о праве естественном, ибо по внутригосударственному праву могут быть введены как иные фикции, так и то, что закон может заранее признать личность еще не родившихся[380] и, таким образом, воспрепятствовать захвату их имущества вопреки их воле. Однако мы не должны делать поспешных заключений о том, что закон предусматривает это. Потому что в соответствующих случаях частная польза резко расходится с государственной. Оттого и те феоды, которые проистекают не из права ближайшего владельца, но сообщаются в силу первоначальной инвеституры, согласно общепринятому мнению, могут приобретаться по истечении достаточно продолжительного времени. Это относится и к правам майората и к вещам, принадлежащим к составу фидеикомиссов, что подтверждает достаточными доказательствами весьма искусный юрист Коваррувиас (С. Possessor, р. III, 3. Spec. tit. de feu. Quonlam, vers. 3, quaeritur; Хассаней. De cons. Burg., De malnsmortes, 6, vers. Par. an et jour, n.2; Краветта, De ant. temp. p. 4, Materia, n. 90).

4. Ничто не препятствует введению внутригосударственным законом такого порядка, что вещь, которая не может быть законно отчуждена единым актом, тем не менее во избежание неопределенности в правах собственности может быть утрачена вследствие оставления на произвол судьбы в течение определенного срока, даже под таким условием, что за родившимся позднее сохраняется право на иск как против самих владельцев, виновных в утрате вещи, так и против их наследников.

XI. Могут ли права верховной власти приобретаться народом и царем в силу продолжительного владения?

Из сказанного, по-видимому, следует, что царь против царя и свободный народ против другого свободного народа могут приобретать права как путем формального соглашения, так и вследствие оставления вещи на произвол судьбы, что влечет за собой присвоение или откуда оно черпает новую силу. Ибо положение, согласно которому право, не имеющее силы сначала, не может впоследствии приобрести силу, допускает оговорку: «если только не появится какое-нибудь новое обстоятельство, достаточное само по себе для того, чтобы породить право». Так, подлинный царь какого-нибудь народа может оставить царствование и подчиниться народу; и, наоборот, тот, кто был не царем, но лишь правителем, может приобрести верховную царскую власть[381]; наконец, верховная власть, находившаяся целиком как у народа, так и у царя, может быть разделена между ними.

XII. Обязывают ли внутригосударственные законы о давности носителя верховной власти, что изъясняется посредством различения понятий

1. Заслуживает также исследования вопрос, может ли закон о приобретении в силу давности или истечения времени, изданный носителем верховной власти, распространяться на самое право верховной власти и на его необходимые составные части, выясненные нами в другом месте. Немалое число юристов полагают, по-видимому, что так считают именно те, кто толкует о верховной власти на основе римского цивильного права. Мы полагаем иначе[382], ибо для того, чтобы кто-нибудь был связан законами, требуются как власть, так и воля, хотя бы только предполагаемые в законодателе.

Но ведь никто не может обязать себя законом, то есть в качестве начальствующего, а отсюда следует, что законодателям принадлежит право изменять свои законы. Можно, однако, быть связанным своим законом не прямо, а косвенно; поскольку кто-либо является членом общества[383], на него налагает определенные обязательства естественная справедливость, которая стремится к установлению гармонии между частями и целым. Требования такой справедливости соблюдал в начале царствования Саул, как сообщает Священная история (I Самуил, XIV, 40). Но это не относится сюда, ибо здесь мы рассматриваем законодателя не как часть целого, но как того, в ком зиждется сила целого. Мы толкуем о верховной власти как таковой.

С другой стороны, не предполагается воля