– Допросили?

– «Двухсотые» на вопросы не отвечают, – ухмыльнулся Сливняк.

– Надо было брать живыми. Документы при них нашли?

– Никаких, профессионалы.

– Русская разведка, – со знанием дела проворчал Заливайченко, не раз сталкивающийся с противником и знавший его кондиции. – Дилетантов не держит. Удивительно, что они попались в западню.

– Вы же задерживали их шпионов, – прищурился Овценюк. – Помню, каждую неделю в прессе вой поднимался по поводу поимки «русских диверсантов».

– Надо же было поднимать дух у наших парней? – усмехнулся Заливайченко. – На самом деле ловили наёмников, да и то не всегда, чаще подсовывали дезу, покупая «добровольные признания».

У Сливняка крякнул айфон.

– Ведите, – ответил он абоненту.

Через минуту в помещение двое рослых парней в чёрных сутанах ввели задержанную в зоопарке женщину, пытавшуюся завербовать Сливняка. Лицо у неё было бледное, под глазами пролегли тени, однако «русская шпионка» была так красива, что проняло даже Турчанова.

– Снимите с неё наручники.

Конвоиры повиновались. Один из них подал Сливняку пакет, в котором лежали личные вещи пленницы.

– Это всё? – спросил он.

– Всё, – кивнул монах.

– Оружие? – спросил Заливайченко.

– Нема.

– Телефон?

– Есть, но он кодирован, не включается.

Заливайченко порылся в пакете, раскрыл паспорт, прочитал брезгливо:

– Аверченко Клара Кирилловна, украинка тысяча девятьсот девяностого года рождения. Неужели правда?

– Проверьте, – насмешливо посоветовала пленница, разглядывая иерархов Союза Неизвестных красивыми дерзкими глазами. – Вот, значит, с кем я имею дело? Украинский UnUn.

– А мы с кем имеем дело, позвольте узнать? – поинтересовался Турчанов.

– В паспорте написано.

– А выговор у вас смоленский.

– Папа оттуда.

– У неё псевдо – Сигма, – сказал Сливняк. – Я вообще удивляюсь, как она вышла на меня.

– Расскажете? – посмотрел на пленницу Заливайченко, тряхнув роскошным чубом; виски у него были подбриты, и взбитые в чуб волосы поднимались над его длинноцефальной головой, как девятый вал.

– Адвоката вы мне, конечно, не предоставите?

– Зачем он вам? – усмехнулся Овценюк. – Вы же не украинка, хотя и разговариваете по-украински, вы русская шпионка, вам никакой адвокат не поможет.

– В таком случае не затрудняйте себя беседой со мной.

Сидевшие за столом мужчины переглянулись.

– Мы не собираемся вас пытать, – сказал Турчанов. – Вы сами расскажете, добровольно, с какой целью прибыли в Киев и пытались завербовать Константина Львовича.

– Вы уверены?

– Существует много способов развязать язык человеку без применения особых процедур, – важно заметил Заливайченко. – Это я вам как профессионал говорю. У нас есть МКН, знаете, что это такое?

– Мужской клуб наркоманов? – с прежней иронией проговорила «Клара Аверченко».

– Хуже, зонды из нанороботов, внедряемые вам в мозги. Они легко заставят вас говорить. – Заливайченко изобразил улыбку. – И не только говорить.

– Хотелось бы проверить.

Лица мужчин, взглядами дружно раздевающих пленницу, отразили разнообразные эмоции, от удивления и недоверия до возмущения и раздражения.

– Она издевается над нами! – скривил губы Сливняк.

– Панове, а почему бы и в самом деле не испытать на ней американську психотехнику? – поднял брови Овценюк. – Что мы теряем?

– Она сломается, – пожал плечами Заливайченко.

– Да и хрен с ней, вам её жалко? В любом случае нам пришлось бы от неё избавляться, а так мы без хлопот узнаем, на кого она работает, и остальные подробности.

Трое посмотрели на одного.

Турчанов провёл ладонью по своей седой «свиной щетине» на щеке.

– Мадам, вы всё ещё не хотите рассказать нам цель вашей миссии и кто вас послал?

– Не хочу, – с насмешливой строптивостью качнула головой «Клара Аверченко».

– Вы понимаете, какие будут последствия? Мы мирные люди, но…

– О да, знаю, – рассмеялась пленница. – Ведь это не вы отдали приказ начать войну с жителями Донбасса? Не вы приказали стереть с лица земли Донецк, Луганск и другие города Новороссии? Не вы командовали нацистами, насилующими женщин и убивающими стариков и детей? О, вы очень мирные люди!

Блеклые глаза Турчанова сверкнули по-волчьи, блинообразное щетинистое лицо стало ещё угрюмее:

– Это наша страна, и мы что хотим на ней, то и делаем! Не вам, кацапам, учить нас жить! Вы в своей Росиянии тоже постреляли немало мирного народу!

– Лжёте, пастор! И знаете, что лжёте! Народы наши суть один народ, но мы и вы – разные люди! Да и люди ли вы – вопрос. Думаю, вы прямые потомки Блаттоптера! Иначе не натворили бы столько бед для своего народа и не поддались бы пентагоновским поводырям!

– Ага! – ошеломлённо откинулся на спинку кресла Овценюк. – Так вы знаете?! – Он повернулся к Турчанову. – Святейший, она знает о предках! Уверен, она из российского UnUn!

– Какая догадливость! – саркастически хмыкнула пленница.

– Говорите, кто вы! – потребовал Турчанов.

– Сигма.

– Сучка москальска! – взорвался Заливайченко. – Кость, зови своих спецов.

Сливняк посмотрел на анарха.

Турчанов помедлил, разглядывая «Клару Аверченко», кивнул.

– Нечего с ней церемониться, – пробурчал Овценюк как заклинание, не сводя масленых глаз с высокой груди пленницы. – Зло надо искоренять!

– С этим я согласна, – усмехнулась «Клара». – С той лишь разницей, что именно вы являетесь носителями зла, хотя и обвиняете других. Как же надо умудриться промыть вам головы, чтобы вы каждую минуту разговаривали идеологическими клише!

– Это вам промыли мозги… – начал бывший вицепремьер обиженным тоном.

Турчанов поднял руку, прерывая его, проговорил с философским высокомерием:

– Одно и то же зло исходит либо от Бога, который испытывает нас, либо от диавола, который нас искушает[11].

– О да, чувствуется, что вы пастор, – иронически поклонилась анарху «Клара». – Умеете убеждать тупую паству сладкими проповедями. Но не льстите себе, вы не посредник между людьми и Богом, вы посредник между людьми и дьяволом! О вас очень метко выразился один российский правительственный чиновник: «Редкая гнида заведовала в восьмидесятых годах Днепропетровским обкомом комсомола!» Так что не читайте мне свои гнилые проповеди, делайте своё грязное дело.