— Я знаю, он зашел поздороваться, когда приехал.

— Конечно. Я забыл.

Они беседовали как незнакомые люди и ничего не могли с этим поделать. За четыре дня, что прошли с того момента, как Стелла попыталась исцелить Кита при помощи черепа, тонкая трещина между ними превратилась в непреодолимую пропасть. Они говорили друг с другом только в тех случаях, когда это было необходимо, да и то обменивались короткими отрывистыми предложениями, словно стесненные требованиями вежливости.

Но больше всего Стеллу поразило то, как быстро и легко они стали чужими. Она еще могла вспомнить, что любила Кита, но уже не понимала, как это произошло и почему она испытывала такие чувства. Холод в глазах Кита превратился в стальную стену, и он более не делал вид, что готов впустить Стеллу в свой внутренний мир.

А еще он больше не пытался скрывать свою ненависть к голубому черепу. Стелла достала его, когда появился Мередит, и Кит сразу вышел из кабинета. Теперь он даже не входил в кабинет, если Стелла не прятала череп в письменном столе.

Им было больше нечего сказать друг другу. Стелла нажала на клавишу, чтобы перевернуть следующую страницу, и начала рисовать линии, которые могла разглядеть только она. Услышав, как за Китом закрывается дверь, она испытала облегчение.

Мередит Лоуренс зашел к ней позднее, когда она находилась в середине очередного тома, и прислонился к подоконнику двустворчатого окна. Мередит снял галстук, закатал рукава рубашки и выглядел расслабленным.

— Вы можете прерваться? — спросил он.

— Только если у вас найдется веская причина.

— Боюсь, совсем не та, на которую вы рассчитываете, — с извиняющейся улыбкой сказал он. — Нет ни даты, ни времени. Однако появились кое-какие подсказки, которые могут направить нас в нужную сторону. Если вы согласны присоединиться к нам и выпить чаю со льдом, мы сможем показать, что нам удалось найти.

Сад был маленьким и неухоженным, на лужайке кто-то небрежно скосил траву, рядом росла съедобная зелень, чахлые ветки помидоров тянулись по веревкам, кое-как прикрепленным к стволам диких яблонь. Урсула работала на клетчатом одеяле под поздно зацветшими яблонями. Она разложила бумаги возле себя полукругом, прижав их мелкими камушками, чтобы не унес ветер.

Увидев приближающуюся Стеллу, она расчистила для нее место на одеяле.

— Извините, что у нас тут без особых удобств. Я разучилась работать за столом в землях северных оленей Кайкаама. Хотите стул?

— Одеяло меня вполне устроит. Я и так скоро приобрету форму стула.

Стелла вытянулась на красно-черном клетчатом одеяле, прикрыв ладонями глаза от яркого солнца. Кита поблизости не было, и Стелла вновь испытала облегчение.

Вскоре она почувствовала, что на нее упала тень Мередита, который принес чай. На солнце Стелла согрелась, и настроение у нее улучшилось. Продолжая прикрывать одной рукой глаза, она спросила:

— Что вам удалось отыскать? — В ее голосе оставались ирландские интонации; эта часть влияния Кита еще не исчезла.

— Собака и летучая мышь, — сказала Урсула. — Точнее, у нас есть пара повторяющихся символов, не имеющих прямого отношения к повествованию. Один изображает голову собаки, глядящей влево, а на другом летучая мышь, несущаяся на нас. В отдельности они могут означать множество вещей, от верности, охоты, снов до определенных членов классической династии майя, возглавляемой Двумя Ягуарами. А взятые вместе, они, вне всяких сомнений, Ок и Соц,[20]часть даты в длинном счете[21]лет.

Стелла убрала руку от глаз.

— А как это будет на английском?

Теперь Мередит находился в поле ее зрения. Он развел руки в стороны.

— Если бы я знал, пришел бы к вам в куда более веселом настроении.

— Без чисел символы теряют смысл. — Голос Урсулы парил под жарким полуденным солнцем. — С тем же успехом можно сказать, что сегодня вторник июня. Если я не уточню, что речь идет о вторнике девятнадцатого июня две тысячи седьмого года, нам это ничего не даст.

— Так проблема именно в этом?

— Пока да. Мы над ней работаем.

— Замечательно. — Стелла перекатилась на живот. — Четыре дня работы ради вторника в июне! Почему Оуэн не сообщил нам дату прямо в тексте?

— Он не знал, каким календарем воспользоваться, — ответил Мередит, а когда Стелла вопросительно на него посмотрела, добавил: — Оуэн пережил настоящий хаос, возникший при переходе с юлианского календаря на григорианский; в этот период некоторые — но не все — католические страны Европы вычеркнули девять дней в своих календарях, а в протестантских странах, в том числе и в Англии, приняли решение проигнорировать решение католического Папы. Половина Европы запуталась, и никто не мог предсказать, какой календарь будут использовать пять веков спустя — или вообще перейдут на какой-нибудь третий? У него не оставалось выбора, и Оуэн использовал единственную систему, которая, как он знал, верна.

— Календарь майя имеет точность до одной семидесятитысячной доли секунды на протяжении полумиллиона лет как назад, так и вперед, поэтому он придерживался именно его, — объяснила Стелла.

Дейви Лоу говорил ей об этом. Ее слова произвели большое впечатление на Урсулу и Мередита. Она даже несколько мгновений позволила себе насладиться своим маленьким триумфом.

— Ну и что же мы будем делать дальше? — спросила Стелла, когда тишина затянулась.

— Попытаемся мыслить как Оуэн.

Урсула протянула руку к стопке бумаг и разложила их на траве веером. Парные символы встречались на каждой странице и были выделены желтым.

— Взглянем на нашу проблему логически. Если мы предположим, что Оуэн знал дату, время и место, куда следует отнести живой камень, у него возникла практически неразрешимая задача передачи этой информации в неизмененном виде нам, миновав Уолсингема или любого другого, кто захотел бы уничтожить череп или использовать его в своих собственных целях. И Оуэн поступил так, как считал правильным.

— В такой ситуации самый очевидный способ состоял в том, чтобы разбить информацию на фрагменты и спрятать каждую часть в разных местах, — сказал Мередит. — Во всяком случае, так бы поступил я на месте Оуэна. И мы снова обращаемся к найденному в пещере медальону, на оборотной стороне которого изображены Весы.

— Вы о нем?

Стелла сняла медальон и протянула Мередиту.

Урсула склонилась над плечом Мередита, и ткань ее платья слегка зашуршала.

— Никаких цифр, — сказал Мередит. — Нет ни арабских, ни римских цифр, отсутствуют символы системы счисления майя, нет даже отметок на ребре. Мне казалось, что здесь должно быть нечто, не замеченное мной, но я не нахожу ничего необычного. — Он оперся спиной о ствол дерева. — Проклятье!