Эдам едва не врезался в машину впереди. Крик прозвучал внезапно, без предваряющих бормотаний или шепота. Он как раз начал переключать передачу с нейтральной на пониженную. От неожиданности его рука дернула ручку, а нога надавила на педаль газа. Им повезло, что желтый на светофоре предварял красный свет, и водитель машины впереди поспешил проскочить перекресток.

«Юхалазавр» рванул вперед. Эдам ударил по тормозам, Зоси вылетела с сиденья и едва при этом не ударилась лбом о ветровое стекло.

— Господи, боже мой, — произнес Эдам.

— Пожалуйста, не сердись. Не надо сердиться.

Он посмотрел назад и увидел люльку и крохотную поднятую ручку. Эдам как сейчас видит эту ручку. С растопыренными, как лучи у морской звезды, пальчиками. В тот момент он еще не понял всей правды, не понял, что она натворила. Как и остальные потом, в тот момент он решил, что это родной ребенок Зоси. Только его заблуждение было кратким. Однако в течение некоторого времени, съехав к тротуару, Эдам думал, что за те сорок минут его отсутствия Зоси каким-то образом ухитрилась вернуть себе своего ребенка.

Она устремила на него испуганный взгляд, тот самый мышиный взгляд, мечущийся то к нему, то от него. Ее округлившиеся глаза блестели, в них было отчаяние, собранные в трубочку губы еще больше усилили сходство с мышью. Зоси выскочила из машины с таким видом, будто собиралась бежать прочь, кричать и звать на помощь. Но вместо этого она лишь открыла заднюю дверь и вытащила люльку. А потом достала оттуда ребенка. Он был крохотным, слишком маленьким, чтобы так громко кричать.

Зоси говорила уверенные слова, но произносила их нервно.

— Повезло, что у нее в люльке было вот это. — Она помахала бутылочкой, наполовину заполненной молоком. — Иначе пришлось бы заезжать в магазин и покупать. А потом я разберусь со всем остальным, понадобится много чего.

Закрыв глаза, Эдам подумал, что, вероятно, именно такое состояние и имеют в виду люди, когда говорят, что чувствуют дурноту.

— Что ты имеешь в виду под «повезло»? — спросил он. — Что ты имеешь в виду под «у нее в люльке»?

— Я взяла и люльку. Я забрала ее вместе с люлькой. Девочка лежала в ней. На заднем сиденье в машине мистера Татиана.

Теперь Эдам все понял. Во всяком случае, подумал, что понял.

— Зоси, мы должны его вернуть. Мы должны развернуться и отвезти ребенка туда, где ты его взяла.

— Ее. Это девочка. Ее зовут Николя. Вивьен сказала, что ее зовут Николя.

— Пусть так, но все равно мы разворачиваемся и отвозим туда, где ты ее нашла.

Зоси заплакала. Она с ребенком на руках села на переднее сиденье и громко зарыдала. Ее слезы падали на детское лицо. Эдам не мог видеть, как она плачет. У него сердце разрывалось на части. Господи, а он-то оставил ее в машине из опасения, что она стащит что-нибудь в магазине. Уж лучше бы было так!

— Мы должны вернуть его — ее — назад. Представь, как взбесятся ее родители. Зоси, прошу тебя, не плачь. Пожалуйста, не надо, я не вынесу. Зоси, ты можешь родить своего ребенка. Мы с тобой заведем нашего ребенка.

Эдам вспоминал, как умолял ее, как давал всяческие обещания, и его коробило. Тогда он едва не плакал. Они были детьми, в сумме им обоим было не больше тридцати шести, а жизнь проявилась в своих самых страшных аспектах, и они не могли противостоять. Эдаму казалось, будто его раздирают на части. Он любил Зоси, он желал ей счастья, но от страха едва не впадал в истерику.

— Я ее не отдам, — кричала ему Зоси. — Если ты повернешь назад, я на ходу выпрыгну из машины. И брошусь под колеса грузовика.

— Зоси…

— Она нужна мне, я ее люблю. Я ее забрала и не отдам. — Владевшие Зоси эмоции буквально изуродовали ее, превратили в оскалившуюся тигрицу. — Как ты не понимаешь, что я хочу, чтобы и она любила меня? Если я буду заботиться о ней, она неизбежно полюбит меня. Разве ты не знаешь, как важно быть самым главным для кого-то?

— Я люблю тебя, — сказал он. Рамки в его сознании разрушились, опустились вниз, в некую бездонную пропасть. — Ты для меня самая главная. — Он говорил сдавленным голосом, с хрипом выталкивая слова. — Я буду любить тебя всегда, я никогда не изменюсь, обещаю, Зоси, но пожалуйста, ради бога…

Как же получилось, что Эдам сдался, поддержал Зоси в том, на чем она настаивала, и поехал дальше? Он все равно не знает, хотя уже давно не тот юнец, каким был тогда. С тех пор его характер покрылся коркой жесткости, усталого безразличия. Возможно, на него подействовали не ее мольбы, а страх перед возвращением, перед тем, что ждало любого, кто заявился бы с их легендой — с какой легендой? Поэтому Эдам завел двигатель и поехал вперед, медленно, по крайней левой полосе, так как у него тряслись руки. Зоси, вымотанная, откинулась на спинку; ребенок лежал у нее на коленях, на юбке из голубой занавески, и сосал из бутылочки, а потом заснул. Лицо Зоси поражало красотой и удивительной зрелостью, материнским умиротворением. Слезы на ее щеках высохли, после них остались только соленые следы.

Тяжелый жаркий день перетек в душный вечер. В небе собирались похожие на горы огромные облака, и между ними плыла луна, напоминая белый галеон, пробирающийся между вулканическими островами. Облака разгоняли порывы теплого ветра. Перед домом кедр, будто живой, размахивал своими черными руками. «Он напоминает ведьму в черной юбке», — сказала Зоси. То была последняя ночь в его жизни, когда он был счастлив, подумал Эдам, последний раз, когда он радовался.

Естественно, все не так. Это преувеличение. Наверняка с тех пор он испытывал счастье, всепоглощающее, эйфористическое, наверняка испытывал, но он не может вспомнить ни одного такого случая. А вот конкретно ту ночь он помнит, причем во всех необычных подробностях. Эдам помнит, как они ехали по проселку к дому, как ветер качал ветки деревьев в тоннеле, как Зоси с ребенком на руках вбежала в дом, как он сам вошел, неся люльку. Они были похожи на молодых родителей, на людей, которые привезли из роддома своего первенца и плохо представляют, что делать дальше и как сложится жизнь. А вот когда все это произошло в его собственной жизни, когда Эбигаль привезли домой, он был на работе, в роддом ездила мать Энн.

Ребенок издал один резкий крик, и его, вероятно, услышала Вивьен. Она в тот момент поливала свои посадки, нянчилась с жалкой порослью петрушки и кинзы, однако пришла в дом и помогла Зоси приготовить бутылочку с едой. Зоси отнесла ребенка наверх, в их комнату, и вытащила из орехового комода ящик, чтобы сделать из него кроватку. На дно в качестве матраса она положила большую прямоугольную подушку из гостиной, а ребенка укрыла собственной простыней и красной шалью Вивьен. Одно из полотенец она порвала на подгузники. Эдам едва поверил своим ушам, когда услышал, как Зоси сказала, что собирается искупать ребенка. И ведь она искупала его в ванной, в тазу для стирки. А после этого заколола на девочке полосу от полотенца и снова одела ее в костюмчик от фирмы «Бебигро», сокрушаясь при этом, что у малышки нет чистой одежды. Ребенок плакал, но не горестно. Зоси покачала его на руках и покормила молоком.