– Молодец! Вижу, что время, проведенное в обители, пошло тебе на пользу. А про искусство хамелеона ты уже слышал?

Я молча кивнул.

– Мне нужно было только выбраться из клетки. А дальше они просто перестали бы меня замечать. Сирийцы в массе своей напыщенные дураки, их провести проще простого. Римляне сообразительнее, но достаточно рассеянны. А рабу достаточно дать пинка, чтобы он тут же позабыл, кого и где он видел. Рабы так ненавидят своих хозяев, что с радостью помогают любому злоумышленнику. Если, конечно, их потом не смогут уличить в пособничестве.

– Тогда зачем ты убил Тития? Мы же могли просто ускользнуть незамеченными.

– Видишь ли, – Гуд-Асик посерьезнел, – уклонение от битвы – это техника терапевтов и книжников. Мы, воины, используем ее только в тех случаях, когда уверены, что не можем справиться с врагом. Задача воина – улучшать мир. Завещание Учителя праведности о приходе Второго Наставника, который изменит мир, вот-вот должно сбыться. Тогда все человечество поднимется до уровня сынов завета, сыны Завета станут, как ессеи, а ессеи – как ангелы. Пробуждение снизу рождает пробуждение сверху, поэтому сегодня невозможно отсиживаться за белыми стенами Хирбе-Кумрана.

От Тития мы бы с тобой ускользнули, это верно. Но завтра на нашем месте оказались бы другие мальчики, беззащитные и растерянные. Кто знает, сколько таких несчастных мыкается по вине Тития в публичных домах Рима, Дамаска и Антиохии?

Я внимательно слушал Гуд-Асика и, сам того не замечая, непрестанно почесывался. Ноги, спину и живот словно посыпали солью, и зуд, поначалу незаметный, усиливался с каждой минутой.

– Ты же хотел в бассейн, – сказал Гуд-Асик, резко прервав разговор. – Вот и отправляйся. Не то хитон насквозь прочешешь.

– Да-да, конечно. Ты подождешь меня тут?

Гуд-Асик только улыбнулся.

«Теперь тебе долго от меня не избавиться», – говорила его улыбка.

Я вышел из комнаты, задвинул дверь и, пройдя несколько шагов, сообразил, что не успел рассказать Гуд-Асику ни про утренние занятия на Соленом море, ни про намерение отправиться в бассейн.

«Как он догадался, что я этого хочу? Неужели он тоже читает мысли? Скорее всего, да, – иначе бы его не назначили попечителем. Если даже Шали и Кифе это иногда удается, то уж тем более продвинутому ессею».

Я почувствовал себя совершенно беззащитным. Негде спрятаться, некуда укрыться. Даже самое сокровенное – мысли, и те видны наставнику. Интересно, если Гуд-Асик уже находится на таком уровне, что же можно сказать о других учителях?

От неожиданности я даже остановился. Звулун, Малих, Енох – они наверняка видят меня насквозь. Какой стыд, какой срам! Я даже взвыл от позора!

С другой стороны, чего мне стыдиться? Ведь я не вру, а честно выполняю все указания учителей! Мне нечего скрывать и не в чем раскаиваться!

Это нехитрое соображение успокоило меня, и я двинулся дальше, а мысли, цепляясь одна за другую, сами собой крутились в моей голове.

– Самое простое – быть честным. Не вести двойную игру, не скрывать, не прятаться. Делать так, как чувствуешь, открыто и во весь рост идти по духовной дороге. Чтобы не стыдиться опрометчивого шага и знать, что он сделан по ошибке, а не продиктован злым побуждением. Нужно откровенно и прямо совпасть с Учением, и тогда самое лучшее в мире станет моим, а самое скрытое в душе очистится наполняющим ее светом.

Войдя в зал, я быстро пошел в тот конец, где находился мой бассейн, и по пути бросил беглый взгляд в каморку учителя Звулуна. Тот лежал, опершись руками о стол. Я сделал еще несколько шагов и замер, точно вкопанный. Увиденное не сразу дошло до сознания. Руки учителя опирались о край стола, а голова… голова отдельно лежала на его середине.

О, Свет всемогущий! Как такое могло произойти! Какая ужасная смерть, и где, в Кумране! Ужас объял меня от макушки до пяток. Труп в освященной обители означал, что самые страшные прогнозы начинают сбываться, нечистота расползается по коридорам, опускаясь все ниже и ниже. Для ее искоренения придется затопить четвертый и третий уровни, а второй и первый, опирающиеся на них, могут просто-напросто… нет, нет, даже подумать о таком было немыслимо.

Осторожно, словно грубое движение могло нарушить хрупкое равновесие ситуации, я повернулся на носках и возвратился к двери в каморку. Несколько мгновений я стоял с опущенной головой, не решаясь поднять глаза и, наконец, решившись, рывком дернул вверх подбородок.

Учитель Звулун спал, облокотившись руками о край стола. Его шея была покрыта свернутым белым хитоном и поэтому голова, лежавшая на середине, казалось отделенной от туловища.

У-ф-ф! Я вздохнул с облегчением и поспешил к бассейну. Кифа уже завершил омовение и ждал меня, сидя на каменной скамейке, на которую мы обычно складывали вещи.

– Куда ты опять запропастился? – спросил он недовольным тоном.

– У нас в комнате гость.

– Гость?!

– Да, гость. Гуд-Асик вернулся.

– О, Гуд-Асик, – теперь в голосе Кифы звучало неподдельное уважение. – Ты даже не представляешь, как тебе повезло с попечителем!

– Представляю. Мы с ним давно знакомы.

– Ты знаком с Гуд-Асиком! – изумился Кифа. – Быть такого не может.

– Может, и еще как.

– Почему же ты раньше не рассказал мне об этом? – с легкой обидой произнес Кифа.

– Но я ведь не знал, что мой попечитель – Гуд-Асик. Мне такое и в голову не могло прийти.

– Да, – улыбнулся Кифа. – Гуд-Асик в совершенстве владеет искусством хамелеона.

– А от кого он прячется?

– Хм, – Кифа слегка распрямился и одним движением оседлал свою любимую лошадку поучения. – Быть хамелеоном означает не только уметь прятаться. Это самый простой и доступный из всех приемов. Настоящий мастер умеет менять внешность сообразно обстоятельствам.

– То есть как, менять? – удивился я. – Нос на сторону закручивать? Волосы красить?

– Вовсе нет. Есть особые приемы, позволяющие казаться не тем, кто ты есть на самом деле. Выглядеть старше или младше, решительным или робким, смущенным или нахальным. Разница может оказаться настолько большой, что, встретив во второй раз хамелеона, ты решишь, будто прежде встречался с другим, похожим на него человеком.

– То-то мне Гуд-Асик сегодня показался иным, чем раньше.

– Еще бы! Вот уж кто настоящий хамелеон. Не зря его постоянно отправляют с всякими поручениями. А где ты с ним встречался?

Я задумался на несколько мгновений, а потом решительно произнес:

– Извини, Кифа, но я не могу об этом рассказывать.

Моя роль в событиях той ночи была совсем маленькой.

Но я боялся неосторожно выдать какой-нибудь из секретов Гуд-Асика. В обители, скорее всего, мало кто знает, как его захватили спящим в телеге с сеном. Сомневаюсь, чтобы эта подробность, стань она широко известна, порадовала бы моего попечителя.