затем, чтобы понять, в какой мы оказались заднице. Ангар был почти цел, но оборудование в нём всё уничтожено. Вездеход лежал на боку исковерканной конструкцией, и признаков жизни не подавал. Короткий обломок антенной мачты торчал из вырванного основания, широкая полоса уходила на юг.

Меня освободила Нестерова, она пришла в сознание, поняла, что вокруг никого нет, вытащила трубки из катетеров и пошла бродить по станции. Сначала она наткнулась на разлагающееся тело Сайкина, а потом на запертую дверь. Ну а за дверью — на меня.

Я просидел в каморке почти семьдесят часов, первые сутки ещё кое-как продержался, а потом — пришлось прикончить остаток инопланетного лекарства, каждый крохотный глоток в одну дозу давал десять часов, после которых голод и жажда возвращались с новой силой. Так что к тому моменту, как дверь отъехала в сторону, я был готов распечатать неприкосновенный запас с антидотом. Алиса-два потребовала объяснить, что случилось, но снова потеряла сознание, пришлось тащить её к медицинской аппаратуре и снова соединять с трубочками и дозаторами. Видимо, от приложенных усилий ей стало хуже, Нестерову трясло, давление упало до критических цифр, пульс резко замедлился и стал неровным. Понадобилось два часа, чтобы давление устаканилось, аритмия прошла, но снова высыпала сыпь и поднялась температура. Дыхание постоянно сбивалось, вены утолщились, под глазами появились жёлтые круги.

С Алисой-два я провёл целые сутки, вводя то одно лекарство, то другое. Наконец кое-как показатели приблизились к норме, девушка задышала ровнее, на серых щеках пробился румянец. И я решил осмотреться.

Солнце било мне прямо в глаза, а я стоял и думал. В принципе, у меня было три варианта. Первый — обратно вниз, выхаживать Нестерову. В одиночку — сейчас, без связи и транспорта, надеяться можно было только на себя. Или, как второй вариант — на американцев, до их базы я бы добрался пешком часов за шесть. Третий — найти этот злосчастный кристалл, он ведь был где-то рядом. Я искренне позавидовал себе, Диме Куприну, скромному фельдшеру, у которого тоже были пациенты, но муки выбора между жизнью и смертью всегда оставались врачу. Оставалось несколько часов до того момента, как наши сознания снова сольются, и тогда. Тогда хотел бы я посмотреть на собственную физиономию.

(44). Сторона 1. 20 июня, суббота

(44). Сторона 1. 20 июня, суббота.

Майор полиции Курочкин стоял, сжав кулаки, и смотрел на Чурова, а тот — на заведующего реанимацией Грумина.

— Не дам я своего разрешения, — наконец сказал он, — ты что мне предлагаешь, своими руками парня убить?

Чуров и так выглядел смущённым, а после этих слов вообще поник.

— Лёня, я понимаю, жалко его, но мы чего только не делали, так, Савелий?

— Угу, — Грумин кивнул, — это не только твой пасынок, Димка нам тоже не чужой, делаем всё, что можем, анализы каждые два часа, ЭЭГ снимаем, МРТ, УЗИ, что в больнице есть полезного, из всех отделений тащим. Девчонки вон, медсёстры, глаза на мокром месте у них, парня все тут любили.

— Любят, — поправил его Леонид Петрович. — Уже в прошедшем времени о нём говоришь?

И перевёл взгляд на лежащее на кровати тело Димы Куприна. Тот ни на что не реагировал, компрессор ИВЛ тихо гудел, подавая воздух в лёгкие, водитель сердечного ритма давал разряд один раз в секунду, заставляя желудочки и предсердия то расслабляться, то сжиматься, по трубке, уходящей в вену, в кровь потихоньку поступала питательная смесь вперемешку с лекарствами, вторая трубка, выходящая из другой вены, уходила в аппарат диализа.

— Ты меня как коллегу послушай, — упрямо сказал Чуров, — Куприн не жилец, его показатели с каждым часом падают, полиорганная недостаточность развивается, а про мозг я уже не говорю, овощ овощем. Да, наш сотрудник, ухаживаем мы за ним бесплатно, считай, никто не ноет, потому что Димка отличным фельдшером был и вообще человеком, но мы с Савелием врачи, у каждого из нас личные кладбища, у него поменьше, у меня побольше. И каждый, кто там лежит, как зарубка на сердце, всё время думаешь, а вдруг могли спасти, вытащить. Но это эмоции, разумом-то осознаешь, что нет, не могли. В общем, Леонид, не согласен, пиши отказ. Мать его, как я понял, сюда не придёт?

— Дома рыдает.

— И отца тоже нет, так? Не нашли ведь его?

Майор Курочкин помрачнел ещё больше. Его и отдел полиции, считай подставили — следственный комитет, по их официальной версии, подозревал, что Сергей Куприн жив и здоров, и даже засаду устроил в лице этой пигалицы-следователя, в надежде, что тот появится рано или поздно в собственном доме. И та постаралась от души, вот только действовать в одиночку не каждый матёрый мент сможет, куда там этой овце.

Группа быстрого реагирования среагировала не очень быстро, и оказалась на месте преступления только через десять минут, почти одновременно со скорой и полицией, которых вызвали соседи. За это время человек, который, как считало следствие, был Куприным-старшим, сбежал на автомобиле «Ниссан Икстрейл», принадлежащем Вере Нефёдовой. План «Перехват» результатов не принёс, машину нашли брошенной в нескольких километрах от города, и пока что местонахождение Сергея Куприна известно не было. Обыск дома пасынка тоже ничего не дал, его провели на следующее утро, и нашли только проломленную стену в подвале. Так что у Курочкина был один труп, один тяжело раненный следователь, пока не пришедший в сознание, и его, то есть её жертва — экспертиза подтвердила, что Нестерова стреляла в Дмитрия Куприна, причём в спину, то есть в затылок. А ещё где-то гулял на воле сбежавший мертвец, который что-то в собственном доме прятал. От такого самому хотелось повеситься или застрелиться.

— Делайте что хотите, но парня мне вытащите, — сказал он. — Если деньги нужны, я найду.

— Хорошо, — Грумин вздохнул, покачал головой, — но ты пойми, майор, бесполезно всё это. Есть больные хоть безнадёжные, но стабильные, они могут вот так годами лежать, на аппарате жизнеобеспечения. С Димой всё плохо, думаю, максимум неделя или две, и организм загнётся, что бы мы не делали. Мозг уже мёртвый, почки отказали, печень на очереди, гангрена на руках и ногах начинается. И перевозить его нельзя, нетранспортабельный.

— Значит, так и будет, — упрямо сказал майор. — Мёртвый, не мёртвый, пока сердце бьётся, человек жив.

— Хорошо, я составлю список. Смеси, лекарства и расходники, кое-что найдём, а остальное придётся покупать, тысяч на двести пятьдесят, а то и триста потянет в месяц, препараты импортные, дорогие. Мы тоже скинемся, кто сколько может, но про зарплату врачей