своё нежелание ему всё рассказать. Он решил все расспросы отложить на потом. Не до гор ему было сейчас, не до тайн её дедушки.

— Дедушка всё знает, — сказала она. Но Антон представил пьяного неизвестного с его деревенскими чунями, храпевшего на топчане за деревом. Что он мог знать?

— Дедушка рассказал, что однажды очень далеко, очень давно, один великий человек, и величие его до сих пор не оценено по достоинству, взошёл на вершины красивых и безлюдных гор в северном краю. И увидел океан белого цвета, в нём переливались голубые блики. В этих горах и был найден этот камень, уникальный и нежнейший. Он дал ему имя.

— Ферсман? Но это же было… — и он умолк. — Это было здесь на Паралее?

— Где же ещё?

— Но разве здесь есть Белое море? Карелия, зимняя стужа, скованные вечным холодом снежные горы?

— Разве здесь нет снежных гор? А океан? Горная страна большая. Где-то она соприкасается с океаном, дедушка говорил. Но я не всегда его и понимаю. Паралея большая, может, есть и Карелия?

— Нет здесь никакой Карелии. Хотя и есть два ледяных, необитаемых абсолютно материка на северном и южном полюсе. Твой дедушка, наверное, большой выдумщик?

— То есть сказочник? Нет. Он не знает ни одной сказки. Он говорит только правду. За что и ругает его бабушка. Она хотела всегда, чтобы он сочинял, но он не умеет, только правду умеет говорить.

— Но ведь он фантазёр. Ваши стены в домике раскрашены как в детской. Он развлекал так тебя? Выдумывал сказочные миры.

— Он не умеет выдумывать.

Но всё было настолько непонятно. Несколько минут, забыв о ней, Антон разглядывал её ожерелье. Она дёрнула его за рукав.

— А там, в сквере, я поняла, что тебе не понравилось моё платье. Твои глаза хотели его с меня снять. Я почуяла.

— Нет. Не поэтому, — заулыбался он, — просто я хотел рассмотреть тебя получше. Ведь ты такая красивая. Сама же знаешь, что уникальная…

Может, она мутант? Хотя и прекрасный? И этот её дедушка… Но при чём был Хор-Арх? И куда он потом пропал? И дедушка этот читал его мысли, даже прячась за комнатное дерево. И он почему-то знал историю открытия земного минерала русским учёным Ферсманом несколько столетий назад.

Подойдя к ней, он попытался надеть ожерелье на её шею. Она умело помогла застегнуть нехитрую застежку. Он развернул её лицом к себе. Что было в этот момент в его лице, в глазах, он не знал, но она попятилась к прозрачной стене. Лицо её стало растерянным, губы чудесного рта хотели что-то произнести, но она ничего не сказала. Он трогал земные кристаллы, или ещё какие, как поймёшь? Нежно и еле заметно гладя их, вкладывая в ласку своё затаённое желание завладеть этой девушкой. Надолго. Навсегда. И кристаллы будто передавали ей и эту ласку, и это влечение, потому что она вздрагивала, и зрачки её светлых глаз расширялись… Он обнял её, и стал также слегка прикасаться губами к её волосам, маленьким ушам… и она чувствовала, что уже никакая сила не сможет её спасти из этих объятий.

— Ты мой Лесной Ангел, — сказал он на русском языке, — я хочу, чтобы ты стала моей женой. Сейчас. Навсегда…

Нэя как одно из лиц прекрасного нового мира

Утром он привёл её к сиреневому кристаллу на холме, вдобавок к этому ещё и поднятому на трехступенчатые террасы. Они были изукрашены прекрасными цветниками, слагающими цветной геометрический узор. Здание отражало окружающий ландшафт, скрывая в себе столь же пёстрое и радующее глаз наполнение. Чудесную добрую Нэю и её забавных нарядных девчонок. Сейчас некоторые из девчонок пололи и поливали цветники. Они с любопытством рассматривали Икринку, стоявшую рядом с Антоном. Он на их глазах поцеловал её.

— Тут здешний Храм Надмирного Света? — спросила она, — ты решил пройти со мною обряд зажигания зелёного огня? Ты уже заплатил жрецу взнос?

Антон, улыбаясь её наивности и жалея её за эту наивность, ничего не ответил, а только прижал её к себе на глазах любопытных служительниц этого «храма». Но пояснение, всё же, требовалось.

— В этом городе нет Храма Надмирного Света. Этот красивый дом — местный центр моды и пошива красивых изделий на заказ. Тут и живёт та Нэя, о которой я тебе говорил. Но я поеду в столицу в ближайшее свободное время и заплачу жрецу за будущий ритуал. В Паралее же много Храмов Надмирного Света, и мы с тобою зажжём зелёный огонь. Это настолько красивый обряд, что…

— Мне не надо проходить обряд. Дедушка так сказал. Мне это ни к чему. Мой Творец живёт в центре другой и очень далёкой звезды. Надмирный Свет — это местная религия.

Антон щурился на ярком свету, стараясь впитать в себя всю целиком эту прекрасную и странную, и в то же время забавную инопланетную Икринку. Он вдыхал запах её пшеничных, земных абсолютно волос и готов был возносить благодарность кому угодно, хоть Творцу из недр далёкой звезды, хоть Надмирному Свету, кому угодно, но тому, кто сотворил её.

— Я спешу, и это чистая правда. И я уже опоздал на пару часов, мне грозит жуткая взбучка от такого сурового человека, что тебе и не представить его ярость к тем, кто нарушает дисциплину. Но я приму любой разнос с радостью, как слишком маленькую плату за своё невероятное счастье. Пока. До вечера, — и ушёл, оставив её одну наедине с неизвестным ей миром.

Девчонки пересмеивались и умышленно нагло изучали её платье, простую, хотя и тонкую, недешёвую тунику, перетянутую ярким пояском бабушкиного плетения. Сами девушки были одеты на взгляд Икринки роскошно. На них были короткие нежно-голубые или нежно-кремовые туники, перетянутые серебряными ремешками, похожими на тот, который не разрешил ей взять дедушка из пещеры в горах. Они вот носят, и не похоже, что кто-то считает их тут падшими. Икринка впервые застеснялась своей любимой одежды и обиделась неведомо на кого. Она села на каменные ступени, тоже сиреневые, но в серую и синюю крапинку. Хотелось сообщить дедушке по Кристаллу связи на руке, по тому, что был на её плетеном браслетике, чтобы дедушка забрал её отсюда. Этот Антон посмел сотворить с нею такое… Да ещё сейчас оставил одну на посмешище этим мерзким хохотуньям.

Тут из сиренево-зеркальных автоматически открывающихся дверей вышла изящная, нежная и вся кремово-розоватая, как пирожное, дама или девушка в воздушном костюме, с выпуклой грудью и в шляпке с цветами, будто живыми, может, и живыми. И даже несколько ягод затерялось в её