поднять глаза и встретить мёртвый взгляд Микоша. Он не стал смелым, не стал «бессмертным», не принял боль как панацею жизни. Нет, Он стал «отцом», учителем для двух непричастных к Организации людей. Первым стал Ким, обретя место в сердце Теда через мысли о будущем мальчика. Второй стала Джил, заняв все его мысли через сердце Теда.

Трудно было себе признаться, что он способен на чувства. Сначала присутствие рядом с ним Джил вызывало лёгкое раздражение, что такая красивая и умная девушка тратит своё время на «уродцев». Почему ему нравилась Джил и никогда не нравился парень, с которым она уходила в ночь? Этот вопрос заставил копаться в самом себе, когда попытки найти замену для Кима на роль Монстра, поубавили его энтузиазм. Тед не любил тратить время и энергию впустую, но честно признаться себе, что подходящей замены нет, он не мог.

Джил отвлекала его внимание и время, оставляя на поиски Претендента всё меньше времени. Не пытаясь понравиться или записаться в ряды её кавалеров (какие у него были шансы?), Тед показал, как выглядят «красавцы» через призму энергий. Он не надеялся на понимание или положительный результат. Ему просто нужно было оторвать кусок времени от поисков Претендента, дать себе возможность переключить мысли в новое русло. Трудно представить себе слепого живописца, невидящим всего простора чистого полотна. К удаче Теда Джил оказалась видящей, и первые уроки открыли ей глаза. После изменения взгляда Джил на окружающих её парней, она ужаснулась тому количеству времени и энергии, что потратила на «пыльные гобелены». Именно так она описывала своих прежних и потенциальных бойфрендов после того, как посмотрел на них через призму энергий.

— Теперь они выглядят как старая запылённая, местами покрытая пятнами плесени и лишая картина. И содержание у этих картин однообразно и гипертрофированно натуралистично. Это можно сравнить с натюрмортом, где отдаётся предпочтение только цветам, или только фруктам. — Джил сидела на высоком барном стуле перед Тедом, нервно теребя тряпку, которой бармен протирал бокалы. Ей с трудом удавалось подбирать слова для открывшейся перед ней новой картиной мира. — Даже если попадается удачный экземпляр (прорисованы все мышцы), то краски уже поблёкли. Нет движения и перспективы, а на фоне коллаж из голых сисек, или фантомы автомобилей, о которых когда-то мечтал изображённый на гобелене.

— Может, не стоит уделять столько внимания «качкам», капитанам футбольных команд? — Тед достал из закромов новую тряпочку. Взял бокал, посмотрел его на просвет, дал «жить» своим рукам собственной жизнью. — Посмотреть в сторону интеллектуалов?

— Они меня не возбуждают. — Джил вздохнула, взяла чистый бокал со стойки. Сосредоточившись на повторении движений рук Теда, она несколько мгновений собирала слова, стараясь попасть в образ, представший в её голове. — Там всё хуже. Если в первом случае властвует примитивизм, гипертрофированность, то в случае с докторами абстракция и сюрреализм. Они пытаются «изобразить» себя квадратами, мазками, выразить свою уникальность через один цвет. И те и другие выпячивают свои достоинства, забывая о целостности, красоте души.

— Ты видишь их души? — Тед не смог удержать ноток удивления в своём голосе.

— Так, они ничего и не рисовали. Я вижу на «полотне» отпечаток их прекрасной души, которую задвинули подальше в кладовку, оставив пылиться. А дальше кто во что горазд — так и «уродуют» мазнёй изначальный рисунок души. Рассматривая «мозгляков» приходится потратить изрядное количество времени, чтобы найти первоначальный отпечаток.

— Что совсем никто не глянется? — Тед выдержал паузу, чтобы не дать просочиться ноткам разочарования (она не видит сущностей).

— Есть. Их мало…

— Трудности?

— Можно откровенно? — Джил отложила бокал и тряпку в сторону. Девушка вся собралась перед Тедом, как кошка, готовящаяся к прыжку. — Меня пугает то, что я потратила столько времени, чтобы попасть в коллаж «запылённого гиганта». Ещё больше пугает то, что меня не привлекают «интеллектуалы». Потратишь столько времени, разберёшься, а там те же яйца, но вид сбоку. Только мозги сломаешь распознать его сущность, а ведь с «этим» предстоит разговаривать, делить энергию. — Девушку захлестнули воспоминания. Она, пытаясь их сбросить, передёрнула плечами. — Нальёшь для храбрости?

Тед поставил стакан, достал бутылку старого виски, показал этикетку девушке. После её кивка (такой марки виски она не знала), налил на два пальца. Не давая ему задать вопрос, а себе передумать, Джил на одном движении опорожнила стакан.

— Однажды во время отдыха на Карибах, мы ушли на яхте в море, попали в шторм. Пробили бак с топливом, шли на парусах. Остановились возле небольшого острова, решили понырять. — Тед, поймав брошенный взгляд сожаления на пустой стакан, наполнил его до половины (такое на одном дыхании не осилить). Джил, сделав глоток, с благодарностью посмотрела на бармена. — Вода была тёплая, морская. Только вынырнув я оказалась в центре пятна растёкшегося топлива. — Стряхивая с себя липкую плёнку, девушка сделала пару глотков. Проглотила обжигающий виски и слова. — Теперь от секса ощущения те же. Может удариться в воздержание? Или попробовать наркотики?

— Другие варианты рассматриваются?

Трудно было объяснить свою концепцию человеку, далёкому от тонких материй. Теду, чтобы не быть голословным, приходилось подкреплять каждое слово демонстрацией. Осложнял всё тот факт, что он принимал своё видение как аксиому, которую не удосуживался доказывать кому бы то ни было. После памятного случая на дороге, Тадеуша мало интересовал мир людей. Он всё больше и дальше погружался в мир тонких «материй», оставляя заботу о физическом теле любящей матери. Он замечал, как знакомые и одноклассники заводили домашних питомцев, которым требовалось уделять некоторое внимание и время. В его случае взаимоотношения с физическим телом происходили как в случае, когда внуки подкидывали бабушке собачку. За животиной требовался минимальный уход, постоянная кормёжка и выгул. Плюсом такого совместного существования было то, что старушке было с кем поговорить и ради кого «жить». Очень часто бабушки перекармливали своих домашних питомцев, не обременяя их выучиванием новых команд, не мучили долгими физическими нагрузками. Физическое тело Тадеуша к концу школы имело явные следы анемии. Все предметы, где требовались физические навыки он кое-как сдал на тройку.

Школа пролетела незаметно за изучением тайного для остальных людей мира. Мира насекомых, кошек, мышей, собак, птиц. Тадеуш мог часами замирать возле кипящего жизнью муравейника или улья. Проползавший через дорогу жук мог стать веской причиной забыть о занятиях в школе. Учителей мало смущали частые прогулы мальчика, так как на всех «интеллектуальных» предметах он знал материал на пять, а остальным было безразлично присутствие или отсутствие «дохляка» на уроке. Любая контрольная или экзамен были не проблемой для Тадеуша, которому стоило только коснуться сознания экзаменующего, как