– Да откуда мне знать? – возразил Базел. – Но разве человеку надо помогать только тогда, когда он чего-то стоит и может на что-то сгодиться? Тотас не такой чугуннолобый, как я, но это вовсе не делает его хуже.

– Конечно не делает. Но Тотас никогда не просил меня его исцелить.

Базел недоверчиво покосился на бога, но тот подтверждающе наклонил голову.

– Правда, я мало что смог бы для него сделать, даже если бы он меня и попросил, – признался Томанак, – так же как я не могу устроить, чтобы Заранта мгновенно оказалась дома в своей постели, в чем она, кстати, очень сейчас нуждается. Я уже объяснял, почему я не могу непосредственно вмешиваться в дела людей. И я не мог защитить Тотаса от покушения братьев-псов. По той же причине я не могу сделать это покушение несуществующим. Ни один бог, Светлый или Темный, не отважится изменять прошлое. Невозможно вообразить себе все последствия такого поступка, но некоторые из них ты и сам мог бы себе представить. – Он смотрел на Базела, пока тот не кивнул, за тем продолжил: – Кстати, пример Тотаса, может быть незначительный в масштабах вселенной, но наглядный, как раз показывает, как смертные могут добиться того, чего не могут боги. Заранта приложила все свои силы, чтобы вылечить его. Конечно, без таланта целителя она не смогла бы его спасти, да он и не выздоровел окончательно, несмотря на ее старания. Но вдвоем вам это все-таки удалось. Она сделала главное, нейтрализовав яд. Ты оставил его в Дунсанте, дав ему необходимое время для отдыха и восстановления сил. Но меня Тотас просил лишь о том, чего у него, как ты сам понимаешь, и так в избытке: чтобы я дал ему храбрость и выдержку для служения его госпоже.

– Но можно было сделать и больше, просил он того или нет! – гневно воскликнул Базел, и Томанак вздохнул:

– Можно было, если бы он повстречал одного из моих избранников. Я могу исцелять через своих избранников и жрецов. Это мои орудия в мире смертных, но жрецов у меня меньше, чем у других богов, а мои избранники – должен предостеречь тебя, Базел, – редко умирают от старости в своей постели. Я могу помогать им и их поддерживать, но их назначение – битва, а воины, увы, часто погибают.

– Так вот чего вы от меня хотите, – с горечью сказал Базел. – Сделать меня одним из ваших избранников. А исцеление Тотаса будет платой за мою службу?

– Нет, – ответил Томанак более сурово, чем раньше. – Если ты станешь моим избранником, то действительно сможешь его вылечить, но я не занимаюсь сделками! Если ты последуешь за мной, то только потому, что будешь считать это правильным, а не в обмен на какие-то услуги. Боги Тьмы подкупают и покупают, единственная награда, которую предлагаю я, – сознание того, что ты выбрал правое дело.

Ярость, слышавшаяся в этом голосе, могла бы уничтожить Базела на месте, но ярость эта была направлена не на него.

– Так что же вы тогда мне предлагаете? – спросил наконец Конокрад. – Уж если я так хорош, что по своей воле выполняю все правила вашего Кодекса, зачем же вы так добиваетесь, чтобы я его принял?..

– Я пытаюсь предложить свою помощь, не больше, – подчеркнуто сдержанно ответил Томанак. – Я не могу открыто вмешиваться в дела смертных, но я могу помогать им в борьбе против слуг сил зла… если только они позволяют мне это сделать! Твоя голова может быть из цельного куска скалы, Базел, но даже ты уже должен был понять, что так же создан для битвы, как булатный клинок, и что ты не будешь драться на неправой стороне. Клянусь моей булавой, сейчас, охотясь за бандитами и колдунами, ты делаешь то, что тебе надлежит. – Его пылающие глаза смотрели прямо на Базела, голос сотрясал небеса. – Если ты хочешь драться за правое дело, лучше делать это под моими знаменами. Я покажу тебе врагов, достойных твоей стали. Я сделаю твой меч острее.

– Гм… – Под взглядом бога Базел опустил глаза и закусил губу.

Он чувствовал силу и железную логику слов Томанака. Бог действительно хотел убедить, а не заставить его или сломить его волю. Но слишком многое навалилось на него за одну эту ночь. Он знал себя слишком хорошо, чтобы поверить, что в нем таятся задатки богоизбранного героя, да и вековое недоверие градани к посулам тех, кто мог бы их обмануть, побуждало его относиться к речам Томанака подозрительно. Наконец он решительно покачал головой:

– Нет. – Это слово потребовало от него больше усилий, чем он ожидал, но он опять поднял глаза к лицу бога. – Я не хочу сказать, что не верю вам, но я все еще не уверен до конца. И даже если бы я знал, что каждое ваше слово – правда, я не могу решиться так быстро, за одну ночь.

Томанак ничего не ответил, и Базел продолжал:

– Мир мало что оставил моему народу, но одно у нас есть: если мы даем слово, то оно что-то значит. Поэтому я не хочу ни в чем клясться, прежде чем не буду полностью убежден в том, что это стоит делать.

– Конечно, – спокойно ответил Томанак. – Я и не прошу об этом. Я только хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем сказать «нет».

– И вы не будете донимать меня снами?

– Нет, – с улыбкой пообещал Томанак.

– Ну ладно. – Базел посмотрел на Бога Войны и кивнул, и улыбка Томанака стала еще шире.

– Какое сердечное расставание, – пробормотал он, и его смех снова заставил дрожать землю под ногами Базела. Он начал исчезать – постепенно, не так внезапно, как его сестра, – но его низкий голос еще продолжал звучать в мозгу Базела. – Хорошо, Базел. Я ухожу. Но я еще вернусь.

Вокруг кронпринца Харнака вился благовонный дым. Харнак заставлял себя стоять неподвижно, но это давалось ему с трудом. Он всегда нервничал, когда его вызывал верховный жрец Тарнатус. Даже гонцы Скорпиона могли не соблюсти всех предосторожностей и чем-то выдать себя – или Харнака. Этот вызов, несмотря на вежливую форму, в которую он был облечен, поразил его своей категоричностью, и принц нервно закусил нижнюю губу оставшимися зубами, ожидая прихода жреца.

Позади раздались шаги, и Харнак резко обернулся, выдав свое беспокойство, но Тарнатус только улыбнулся.

– Благодарю вас за то, что приехали так быстро, мой принц, особенно в такую ночь.

Харнак просто кивнул, хотя ночь действительно выдалась суровая. Снега навалило лошади по брюхо, и пару раз он чуть не провалился в овраги. Только Тарнатус мог вытащить его из дому в такую погоду, и сознание того, как должен жрец упиваться своей властью, не могла не раздражать принца.

Глаза Тарнатуса засветились, как будто он прочитал мысли Харнака, но он только указал принцу на сиденье в первом ряду, а сам, стоя к нему лицом, сложил на груди руки, скрытые длинными рукавами.

– Я не стал бы вас беспокоить, принц, если бы дело не было столь безотлагательным. Как я понимаю, ситуация при дворе остается сложной?

– Правильно понимаете. – Харнак почти кричал, но Тарнатус ответил ему только вежливой улыбкой. – Эти суки живут на положении членов семьи Бахнака, и барды всячески раздувают эту историю. – Харнак стиснул зубы. – Даже братья, будь они прокляты, смеются надо мной за моей спиной, а то, что сейчас зима, еще усугубляет дело. Столько времени в четырех стенах, делать нечего, только пить да слушать эти байки…