Немочь короля немедленно сказалась на тактической ситуации вокруг Полтавы. 17 июня уже раненный, но не впавший в беспамятство Карл, предоставил Реншильду самостоятельно решать, стоит ли оборонять брод у Петровки. Войска фельдмаршала были готовы к встрече собиравшихся за рекой русских эскадронов и батальонов и только ждали, когда противник начнет форсировать реку. Но, прослышав о ранении Карла, Реншильд оставил войска и помчался в ставку, чтобы поточнее узнать о состоянии Карла и о том, не будет ли изменен генеральный план баталии. Король приказал ему принять командование. Посоветовавшись со своими офицерами, фельдмаршал решил отказаться от первоначально задуманной атаки на северном фланге – слишком ощутимо ранение Карла выбило из колеи солдат и офицеров.

Петр узнал о том, что король ранен, к вечеру 17 июня. До сих пор его решение переправить армию через реку не было окончательным; он собирался лишь ступить на западный берег и посмотреть, что из этого выйдет. Теперь же, прослышав о ранении Карла, царь приказал армии выступать без промедления. 19 июня кавалерия Ренне и пехота Галларта беспрепятственно пересекли Ворсклу и быстро окопались в Семеновке. В тот же день основная армия снялась с лагеря в Крутом Берегу и двинулась на север, к броду у Петровки. Впереди шла гвардейская бригада, за ней корпус Меншикова, следом артиллерия и обоз и, наконец, корпус Репнина. С 19 по 21 июня, в те дни, когда Карл лежал при смерти, река была запружена людьми, лошадьми, орудиями и подводами: русская армия переправлялась с восточного берега. Когда вся она оказалась на западном берегу, сражение стало неизбежным. Противник лицом к лицу сошлись на тесном, ограниченном реками плацдарме, и ни один из них уже не мог отойти – отступать в непосредственной близости от сильного неприятеля весьма небезопасно. На западном берегу, воспользовавшись тем, что шведы не пытались сразу ввязаться в сражение, русские заняли позиции тылом к реке и стали усердно их укреплять. Они не сомневались, что очень скоро неприятель пойдет в атаку. Но этого не случилось.

К 22 июня шведы преодолели растерянность. Состояние короля оставалось тяжелым, но смерть ему более не грозила. Реншильд вывел армию в поле северо-западнее Полтавы и построил боевые порядки, вызывая Петра на битву. Дабы воодушевить войска, в носилках, подвешенных между конями, перед строем появился Карл. Но Петр не обнаружил желания принять вызов, а продолжал деловито укреплять свой лагерь. Он и так уже почти достиг своей цели – отвлек шведские силы от осады Полтавы. Видя, что русские не намерены вступать в бой, Карл приказал Реншильду не держать попусту людей в строю. Именно в этот миг, когда король на носилках находился среди солдат, из Крыма и Польши прибыли наконец долгожданные гонцы, от которых он с нетерпением ждал известий о подкреплении.

Из Польши Карлу сообщили, что ни Крассов, ни Станислав на помощь не придут. Поляки были в своем репертуаре – вечные интриги, зависть, метание из стороны в сторону. Станислав неуверенно чувствовал себя на шатком польском троне и вовсе не желал идти на восток и оставлять ненадежное королевство без присмотра. С Крассовом у него вышла размолвка, и генерал отвел свой корпус в шведскую Померанию, где занимался обучением прибывавших из Швеции новобранцев, намереваясь в дальнейшем выступить с ними на Украину, к королю. Но прибыть он мог только к концу лета. Второй гонец был от Девлет-Гирея. Хан заверял Карла в неизменной дружбе и сожалел, что не может прислать войска ему на подмогу, поскольку султан ему этого не позволил. Прикованному к носилкам шведскому королю пришлось проглотить горькую пилюлю. Он понял, что его надежды на подкрепление были тщетными, как и мечта о великом походе союзников с юга на Москву.

Король сообщил эти безрадостные новости своим советникам, и те впали в уныние. Практичный Пипер рекомендовал немедленно прервать кампанию, снять осаду с Полтавы и отступить с войсками за Днепр, в Польшу, чтобы спасти короля и армию для будущего. Граф советовал также не пренебрегать возможностью дипломатических переговоров с царем. Пипер напомнил, что недавно получил письмо от Меншикова, в котором князь предлагал лично явиться для переговоров в шведский лагерь, если Карл гарантирует ему неприкосновенность. Даже если его величество и подпишет мир с Россией, убеждал Пипер, войну можно будет возобновить потом, при более благоприятных обстоятельствах. Но Карл отверг и отступление, и переговоры.

А тем временем положение шведской армии медленно, но неуклонно ухудшалось. Армия таяла на глазах: в мелких стычках каждый день гибли или получали ранения люди, а заменить их было некем. Съестного не хватало, поскольку весь край обчистили до последнего зернышка; порох никуда не годился, свинец был на исходе, износились мундиры, из прохудившихся сапог торчали пальцы. Ощущение, что русских никогда не удастся выманить из лагеря и заставить принять бой, действовало угнетающе, а к нему добавлялись апатия и вялость, вызванные изнуряющим зноем. Самого Карла, вот уже сколько дней прикованного к постели, одолевало беспокойство, смешанное с усталостью. Он остро ощущал необходимость что-то предпринять и оттого еще больше страдал от своей беспомощности. И по мере того, как одна за другой терпели крах все его надежды, а позиции шведов под Полтавой становились все более уязвимыми, у него росло желание покончить со всеми тревогами одним решительным ударом. Карлу был ведом один выход – баталия. Баталия может не принести победы, но по крайней мере сохранит честь. Если король победит, это возродит к жизни почти погребенные ныне надежды. Тогда-то турки и татары не преминут примкнуть к победоносной шведской армии, чтобы принять участие в триумфальном походе на Москву. Но пусть даже обстоятельства не позволят одержать решительную победу. Что ж, ничейный исход, подобный результату битвы у Головчина, все равно откроет путь к почетным переговорам и позволит вернуться в Польшу, не теряя достоинства.

Карл решил дать бой во что бы то ни стало. Он должен обрушить на врага все оставшиеся силы – без промедления и по возможности неожиданно.

* * *

У Петра оснований стремиться к сражению было гораздо меньше. Шведский король мог спасти положение, только навязав бой неприятелю и одержав в нем хотя бы неполную победу. Иное дело Петр: он и без того достиг чего желал. За Полтаву можно было теперь не опасаться, как и за то, что шведы получат подкрепление. Царь не стремился к бою – другое дело, если бы удалось заставить шведов штурмовать укрепленные русские позиции: тогда преимущество русских было бы бесспорно. Исходя из этого, Петр и вел всю подготовку.

В ночь на 27 июня русская армия вышла из лагеря у Семеновки, переместилась на юг и разбила лагерь у деревни Яковцы, всего в четырех милях севернее Полтавы. Работая всю ночь, русские солдаты возвели четырехугольное земляное укрепление. Противник по-прежнему внушал Петру уважение, и атаковать царь по-прежнему не решался, но, подводя войска все ближе, он как будто приглашал, заманивал, чуть ли не вынуждал шведов штурмовать земляные валы. Тылом русские позиции были обращены к обрывистому берегу Ворсклы. В этом месте он был так крут, а заболоченная пойма так широка, что о переправе сколь бы то ни было значительных сил не могло быть и речи. Следовательно, отступать отсюда армия могла бы только на север, назад к броду у Петровки.