А Сидор с Марсом исчезли навсегда, наградив девятерых её девушек замечательными крепенькими мальчишками.

Когда неожиданно для себя влюбившаяся, как девочка, Маралана спросила Сидора в одну из ночей, что означают их псевдонимы, тот ответил: «Марс – это имя бога войны. Похоже, бога не твоего мира, сладкая, хотя сходство невероятное…» – И добавил после паузы странные такие слова: – «С ума сойти, это на самом деле правда!»

«Сидор, – сказал он ей тогда же, – это такой мешок с жизненно необходимыми припасами… ну, в общем, лучший друг, можно сказать, первейший адепт бога войны».

А когда Маралана спросила, они солдаты КАКОЙ армии, и каким ветром занесло их в её дом, он очень грустно улыбнулся и ответил: «Любой солдат рано или поздно просто обязан побывать в объятиях не девушки из окошка, а профессиональной проститутки. Поэтому я и привёл сюда моего… Марса. Но сам хотел бы знать, как так получилось, что я сейчас обнимаю женщину, понятия не имеющую, чьё это имя…

Японский самолёт, превращенный в пилотируемую бомбу, оставил одно из наиболее впечатляющих воспоминаний. Она подселилась в крайнего сверху из полудюжины камикадзе, что хищной стайкой ринулись на группу американских кораблей; конвой держал курс на Окинаву, уже оккупированную морскими пехотинцами и военным флотом США. Двумя из шестерых атакующих пилотов были дядя и племянник. Ну вот недоставало в их боевой коллекции ощущений смертника, пикирующего в брюхе «Зеро», из патриотического фанатизма стремящегося свести к нулю собственную жизнь… Кабины двух «Нолей» опустели за пару секунд до того, как натужно воющие, изрешечённые пулями самолёты врезались в огромный плавучий госпиталь янки. Она покинула разум носителя синхронно с ними, секунд за пять до того, как тот, вместе со своим летающим гробом, протаранил палубу эсминца сопровождения, и это хорошо – не пришлось вносить в архив памяти картину вселенной, сузившейся до нескольких квадратных метров палубного настила…

В пропахшем миазмами гниения и смерти, узком и влажном, будто фрагмент кишечнополостного тракта, нутре подводной лодки «Щ-138» они совершили патрульный рейд по Балтике и участвовали в потоплении трёх фашистских кораблей. В составе экипажа тяжёлого бронепоезда «Святое Отечество» сражались с германцами на Карпатском фронте. «Саблями» казачьей сотни устремлялись в Брусиловский прорыв. Блокадный Ленинград ледяными ветрами завывал в дворах-колодцах, когда они ловили мародёров и людоедов вместе с другими бойцами войск НКВД. На Курской дуге в легендарной «тридцатьчетверке», оказавшейся действительно феноменально удачным в своём классе орудием войны, довелось и гореть, и на лобовой таран идти, сменив выгоревшую машину на танк «обезбашенный» (это словечко на самом деле родом с полей величайшей танковой битвы!), то есть оставшийся на ходу, но с оторванной прямым попаданием башней…

Комбинаты, в которых производились атомные бомбы, существенно отличались от наспех построенных «эвакуационных» цехов, в которых дети, подростки и женщины ковали оружие победы СССР над «коричневой чумой» гитлеризма. В первых – тёплых, стерильных и сияющих – рождалась смерть, во вторых же, продуваемых насквозь, грохочущих и сумрачных, родилась жизнь. Возможность сравнивать старший предоставил младшему, отведя равное количество времени для работы в Арзамасе-26 и на машиностроительном заводе, вывезенном из центральной России в зимнюю Сибирь. Легендарный «город шпионов», Касабланка первой половины сороковых двадцатого, ничего общего не имел с романтикой одноимённого фильма, хотя опытом погонь, слежки и уличных похищений наделил богатым. Тренировки на полосе препятствий спецшколы КГБ мало чем отличались от курсов в израильском центре обучения Моссада и цээрушном в Лэнгли, но теоретическую часть сподручнее было усваивать без перевода. А будни идейных террористов, добывающих деньги для продолжения борьбы, и наёмников, кого угодно убивающих за деньги, не различишь вплоть до «часа икс» – идейные умирают счастливыми, наёмные совсем наоборот…

В порядке факультативного ознакомлении она «погуляла на стороне», когда наблюдаемые в августе сорок пятого ехали на восток из раздолбанного в груду руин Берлина и наслаждались атмосферой эшелона, везущего ДОМОЙ первые тысячи демобилизованных победителей. Она присоединилась к американским лётчикам, вылетевшим на первую в истории Земли атомную бомбардировку. Люди, сделавшие филиалом ада Хиросиму, совершенно ничего ТАКОГО не почувствовали. Всё-таки слишком огромна разность масштабов между случайным сидением в одной бомбовой воронке с солдатом противника – глядя врагу прямо в глаза, иначе воспринимаешь его образ! – и разглядыванием вражеских позиций с высоты нескольких километров…

По её наблюдениям, Ильм «ковал» из Лёхи пацифиста «третьего» рода.

Ненавистники войны делятся на две половины. На адептов пассивного неприятия и воинствующих пацифистов. Тех, кто допускает насилие как средство борьбы с насилием, но собственноручно убивать не желает.

Восславянин же что-то третье кропотливо взращивал, лелеял в Лёхиной душе. Зачем ему надобен лучший в мире воин, не желающий воевать?

С какой целью они мечутся по истории войн Земли?! Вместо того чтобы подстерегать пришельцев с Локоса…

Безответные вопросы уже подбирались к пределу, за которым масса станет критической, когда фронтовые хроники внезапно прервались.

После всей этой яростной эстафеты, длившейся более года, очередной «срок службы» по контрасту выглядел офицерским курортом, оазисом посреди войны, где собираются и отдыхают герои баталий, выздоравливающие после ранений.

Мирная работа. Стабильный заработок. Комфортные, если не сказать роскошные, бытовые условия.

Прямо отпуск!

Что он задумал, этот неугомонный Ильм?!

Землянин поступил со своим подопечным проще. И одновременно коварнее. Он прогнал Алекса «сквозь строй» военных учебных заведений других миров. Разыскивая аналоги земных Аннаполиса, Вест-Пойнта, Академии Генштаба имени Фрунзе, Академии Королевских ВВС и тому подобных высших школ, он устраивал туда принца. Всплеск эмоций воспитанника («Что новое в них могу постичь Я?!»), девять лет отучившегося и отвоевавшего в восточносоюзной Академии, Сидоркин пресёк приказным порядком. Различными интригами и подлогами он принялся определять экзаменуемого на офицерские должности. Нудная преподавательско-инструкторская рутина поглотила младшего. Обучая других, закрепляешь пройденный материал. Повторение – воистину мать учения. «Тяжело в ученье – легко в бою!» Генерал Стульник, командующий Академией ВС, не зря цитировал эти мудрые слова великого земного полководца на каждом утреннем построении.

За долгие месяцы Алекс понял это до такой степени, что ему даже стало нравиться учить других воинскому искусству. Но как только он вошёл во вкус, бессовестный маршал уволил его из очередного «Вест-Пойнта» и вновь вернул в тот мир, где жили-поживали восславяне. Понравилось ему там, что ли? Родину ему напомнило больше всех?.. Хотя цивилизация планеты, при всём пугающем сходстве с земной, начала развиваться раньше и продвинулась гораздо дальше, именно поэтому всеславянский конец двадцать шестого века соответствовал российской первой половине века двадцать первого.